В Газе в августе 2014 года я провел десять дней в общине, которую регулярно бомбили беспилотники, расстреливали артиллерия и снайперы. Полторы тысячи мирных жителей были убиты, треть из них – дети. В феврале 2015 года я увидел, как американские конгрессмены двадцать пять раз вставали и прерывали овациями человека, который отдал приказ о нанесении этих ударов.

В Шотландии в сентябре 2014 года я очутился посреди внезапного и совершенно непредвиденного радикального массового движения, выступавшего за независимость от Великобритании. Получив возможность порвать с неолиберальным государством и начать все с начала, миллионы молодых людей сказали «да». Они проиграли – хотя и с минимальным отрывом – после того как главы крупнейших корпораций пригрозили вывести свои операции за пределы Шотландии, а Банк Англии вдобавок объявил о намерении противодействовать стремлению Шотландии продолжать использовать фунт стерлингов.

Затем в Греции в 2015 году я видел, как эйфория сменилась отчаянием, когда демократические чаяния населения, впервые за семьдесят лет проголосовавшего за левых, были попраны Европейским центральным банком.

В любом случае, борьба за справедливость столкнулась с реальной властью, которая правит миром.

В 2013 году, анализируя медленный прогресс политики бюджетной экономии в Южной Европе, экономисты JP Morgan пришли к однозначному выводу: чтобы неолиберализм мог выжить, демократия должна отмереть. У Греции, Португалии и Испании, предупреждали они, имелись «традиционные проблемы политического характера»: «Конституции и политические установления в периферийных странах Юга Европы, принятые сразу после падения фашистских режимов, обладают многими чертами, которые препятствуют дальнейшей интеграции в данном регионе»[7]. Иными словами, народы, которые требовали создания достойных систем социального обеспечения в обмен на мирный переход от диктатуры к демократии в 1970-е годы, теперь должны от них отказаться для того, чтобы банки вроде JP Morgan могли выжить.

Сегодня, когда дело доходит до борьбы между элитами и народами, которыми они управляют, не существует Женевской конвенции: робокопы стали первой линией обороны против мирных протестов. Электрошокеры, звуковые лазеры и слезоточивый газ, наряду с навязчивой слежкой, внедрением агентов и дезинформацией, стали привычными средствами обеспечения правопорядка. А центральные банки, о действиях которых большинство людей не имеют ни малейшего понятия, готовы подрывать демократию, добиваясь панического изъятия банковских вкладов там, где возникает угроза прихода к власти движений, выступающих против неолиберализма – как произошло на Кипре в 2013 году, затем в Шотландии и теперь в Греции.

Элита и ее сторонники встали на защиту ключевых принципов: свободы крупного финансового капитала, низких зарплат, секретности, милитаризма, интеллектуальной собственности и углеродной энергетики. Плохая новость состоит в том, что они контролируют почти все правительства в мире. Хорошая – в том, что в большинстве стран они практически не имеют поддержки и непопулярны среди обычных людей.

Однако этот зазор между их популярностью и их властью таит опасность. Как я обнаружил на берегах реки Днестр, диктатура, которая обеспечивает дешевый газ и работу вашему сыну, служащему в армии, может выглядеть лучше, чем демократия, которая оставляет вас умирать от голода и от холода.

В подобной ситуации знание истории оказывается важнее, чем вы думаете.

Неолиберализм с его верой в окончательность и безальтернативность свободных рынков попытался переписать всю предшествующую историю человечества под заголовком «то, что шло до нас не так». Однако когда вы начинаете размышлять над историей капитализма, вы поневоле задаетесь вопросом, какие именно события из общего хаоса являются частью повторяющейся модели, а какие – частью необратимых изменений?