Мир по ту сторону холмистого отрога, призрачный и таинственный, затих, окутанный лёгкой дымкой. На этой стороне, где стояли они с лейтенантом, предметы были очерчены так чётко, что казались нереальными, будто в волшебном сне. Быть может, он уже много раз видел этот сон: он стоит в ложбине между холмами, светлый и прозрачный воздух сияет, как зеркало. Нет ни назойливой жары, ни кусачего мороза. Гряды белых об лаков плывут над горизонтом, к солнечному диску летит птица, из крошечного клюва изливается песня. И он, единый с окружающей природой, стоит в щедром потоке сияющих лучей, – человек без прошлого и будущего, плывущий в настоящем, с головой окунувшийся в солнечный свет. Когда он видел этот сон?

В плавнях его непрерывно преследовало ощущение близкой гибели. В душном воздухе стояла одуряющая жара. Всё казалось пустым и лишённым смысла. Лодка, рассекая гладкую грудь реки, неспешно пробиралась среди тростниковых зарослей. Ребята, молчаливые и настороженные, застыли вдоль бортов. Узкая полоска открытой воды извивалась между тростниками. В любую секунду они могли натолкнуться на засаду и получить в грудь очередь свинца.

Он сидел на корме и, держа палец на спусковом крючке, осматривался по сторонам. Его страшно мучила жажда. Свернув в первую протоку, они увидели тела своих товарищей, почерневшие и раздувшиеся, уже частично обглоданные рыбами и крысами. В воде плавали тонкие извилистые волокна, объеденные места тошнотворно белели. Неподалёку от тел виднелась застрявшая в иле перевёрнутая лодка с пробоиной в днище, наполовину ушедшая в воду.

Они прошли ещё немного вперед и осторожно приблизились к трупам. Нужно было как можно быстрее выловить мертвые тела и вернуться.

Впервые в жизни он прикасался к влажной и склизкой коже трупа. Несмотря на жару, его бил озноб. В нос ударил запах, никогда до этого не слышанный, – запах, от которого сердце сдавливало, словно тисками, а рот наполняла горькая желчь. Стоило ему потянуть к себе первый труп, как от него отделились несколько крупных крыс и уплыли в тростники. С тех самых пор его начали мучить кошмары о крысах. Отвратительные грызуны жадно поедали человеческую плоть и с каждым днём всё сильнее жирели. Откормленные, раздобревшие крысы, покрытые мокрой серой шерстью, с острыми вечно что-то вынюхивающими мордами…

Свист лейтенанта привёл его в чувство. Как долго он здесь простоял? Подхватив ранец с радиостанцией, он спрыгнул с валуна в снег. И надо было даже тут, по пути в горы, думать о трупах! Лейтенант глядел на него и посмеивался, потом с силой затопал ногами, как будто бежит, – и вдруг действительно бросился к нему. Его смех становился всё громче, он выставил вперёд руки, как бы зовя его, – так подзывают ребенка, который учится ходить.

Он почувствовал, как от стыда у него начинают гореть уши. Лейтенант был ещё слишком далеко и не мог видеть, как он краснеет. Он махнул лейтенанту, чтобы тот шёл первым, а сам поплёлся следом. Шёл согнувшись, чтобы перенести центр тяжести вперёд. Как же он боялся сорваться вниз. Страх был неестественно силён: лейтенант, на вид неженка, взбирался по загривку горы легко и проворно, а когда останавливался перевести дыхание, то даже принимался насвистывать.