Торг возобновился, но вдруг Виталис прервал его:

– Мальчику скучно. Пусть он пойдёт во двор харчевни и там поиграет.

В то же время он сделал знак Барберену.

– Верно, – ответил тот, – ступай во двор и никуда не уходи, пока я тебя не позову, не то я рассержусь.

Мне оставалось только повиноваться.

Я пошёл во двор, но, конечно, играть не мог. Я сел на камень и стал размышлять. Судьба моя решалась в этот момент. Что-то будет? Зубы у меня стучали от холода и волнения. Спор между Виталисом и Барбереном продолжался очень долго, и прошло больше часа, прежде чем Барберен пришёл за мной. Он был один.

– Идём домой! – крикнул он мне.

«Домой! Значит, я останусь у матушки?» Но я не посмел его об этом спросить, потому что он был сильно не в духе.

Мы возвращались домой в глубоком молчании.

Приблизительно за десять минут до прихода домой Барберен, шедший впереди, остановился.

– Помни, – грубо сказал он, схватив меня за ухо, – если ты скажешь хоть одно слово из того, что сегодня слышал, тебе не поздоровится! Итак, берегись!

Глава IV

Родной дом

– Что же сказал мэр? – спросила нас матушка Барберен, когда мы вернулись.

– Мы его не видели.

– Почему? – удивилась она.

– Я встретил друзей и зашёл с ними в харчевню, а когда мы оттуда вышли, идти к мэру было уже поздно. Ничего, сходим к нему завтра.

Последние слова Барберена успокоили меня. Раз мы завтра должны снова идти к мэру, значит, он не согласился на предложение Виталиса.

Несмотря на угрозу Барберена, я бы, конечно, сказал матушке о моих подозрениях. Но, как нарочно, Барберен весь вечер не уходил из дому и не оставлял нас ни на одну минуту вдвоём. Я лёг спать, так и не найдя возможности поговорить с ней.

Засыпая, я решил, что расскажу ей всё завтра утром. Но когда я проснулся, матушки Барберен уже не было дома.

– Где мама?

– Она пошла в деревню и вернётся только после полудня.

Не знаю почему, но её отсутствие сильно встревожило меня. Накануне вечером она никуда не собиралась. Не отдавая себе отчёта в угрожавшей мне опасности, я смутно её предчувствовал.

Барберен посматривал на меня как-то загадочно, что меня ещё больше тревожило. Желая избежать этих взглядов, я вышел в сад. В этом небольшом садике росло всё необходимое для нашего хозяйства: картошка, бобы, капуста, морковь и репа. В нём, казалось, не было ни одного свободного местечка. Однако матушка отвела для меня маленький уголок. Здесь я посадил много разных растений, трав, мхов, выкопанных мной в тех местах, где я пас корову.

В нашем саду не было ни аллей, посыпанных песком, ни длинных клумб, выровненных по шнурочку и засаженных редкими цветами. Прохожие не останавливались, чтобы полюбоваться на него поверх изгороди подстриженного терновника. Но я сам трудился над ним, я устроил его по своему желанию и когда говорил о нём, то с гордостью называл его «моим садом».

Прошлым летом я собрал и посадил в нём различные цветущие растения, которые должны были скоро распуститься. На жонкилях[3] уже появились бутоны, начинавшие желтеть. У фиалок показались маленькие лиловые лепестки, а в середине сморщенных листов примулы уже виднелись бутоны. Как они будут цвести? Меня это очень интересовало.

Но был один уголок моего сада, за которым я наблюдал с чувством большим, чем простое любопытство, – можно сказать, даже с некоторым волнением.

В этой части сада я посадил земляные груши[4]; мне сказали, что они гораздо вкуснее картофеля. Не говоря ничего матушке Барберен, я посадил в моём саду эти корнеплоды. Когда они пустили ростки, я уверил её, что это цветы. В один прекрасный день, когда они созреют, я в отсутствии матушки выкопаю земляные груши и сварю их. Как я это сделаю, я сам не знал хорошенько, но в моём воображении эта подробность меня мало смущала.