– Значит, ребро Грейс полностью срастется? – спросил Хейден.

Это были его первые слова с тех пор, как Докк велел ему выйти на улицу.

– Да, – равнодушно ответил врач, возвращаясь к моей ране. – Готова зашиваться?

Я кивнула и крепко сжала челюсти, приготовившись к знакомому укусу иглы. Анестезиологические препараты были большой редкостью. У меня бы язык не повернулся просить Докка о чем-то подобном. В Блэкуинге я считалась чужачкой и не хотела, чтобы они тратили на меня свой неприкосновенный запас.

Я посмотрела на Хейдена. Он скорчил рожу и наклонился ниже. Рука скользнула по моей шее и остановилась на щеке. Запустив пальцы мне в волосы, большим Хейден поглаживал меня по щеке.

– Просто смотри на меня, – предложил он. – Ты и не заметишь, как все кончится.

Я кивнула и постаралась следить за дыханием. Я думала о своих ощущениях. О том, как здорово, что Хейден находится рядом со мной, когда у него наверняка есть другие дела. Как бы мне ни хотелось быть сильной и независимой, в глубине души я сознавала, до чего же здорово, когда кому-то на тебя не наплевать. Ощущение было странным: знать, что кто-то всерьез о тебе заботится. Со своими проблемами я привыкла разбираться сама.

Даже в Грейстоуне единственным человеком, на кого я могла опереться, был мой отец. Селт всегда приходил мне на помощь, если был поблизости. Но его положение в лагере редко давало ему такую возможность. Рассчитывать на постоянную поддержку отца я не могла.

Мой брат был слишком жесток и дерзок. Чисто физическая поддержка – это все, что он мог мне оказать. Я не помню ни одного разговора с ним, который бы так или иначе не касался разных видов насилия.

Люти, моя единственная подруга, была слишком хрупкой. На такую не обопрешься. Это она всегда опиралась на меня, всегда искала моей поддержки, а не наоборот. Наверное, если бы мне вдруг понадобилась ее помощь, Люти охотно бы помогла. Но за все годы нашей дружбы такой ситуации не возникло ни разу.

А сейчас, пока игла Докка сшивала рваные края моей раны, я нуждалась в поддержке Хейдена. В его руках – одна лежала у меня на щеке, другая была сплетена с моей. В его спокойном взгляде, не дававшем мне распасться на куски. Я нуждалась в его ободрении и сильной поддержке, хотя и боялась это признать. И при всем своем нежелании в этом сознаваться, при всех правилах, вдолбленных мне в детстве (а правила запрещали принимать помощь от врагов), я нуждалась в Хейдене.

Я пристально смотрела на него, отгоняя боль, а он продолжал водить пальцем по моей щеке. Его взгляд гипнотизировал меня и настолько влиял на мои мысли, что я уже почти не чувствовала боли. Хейден не замечал следов засохшей крови у себя на лице. Пока мне зашивали рану, мне отчаянно хотелось смыть с него эти следы. Во время нашей вылазки ему тоже досталось, но сейчас все его заботы были обращены на меня.

– Почти закончил, – сообщил Докк, пробуждая меня от этих мыслей.

Хейден вскинул брови, ободряюще посмотрел на меня.

– Грейс, а ты прекрасно держишься, – негромко и нежно сказал он.

В этот момент игла так меня кольнула, что я невольно закусила нижнюю губу. Судорожно выдохнув, я вновь сосредоточилась на Хейдене и его ласковых прикосновениях. Сердце громко стучало, хотя я подозревала, что это никак не связано со сломанным ребром.

Наложив последний стежок, Докк обрезал хирургическую нитку и перебинтовал поврежденное место. Я и не подозревала, в каком напряжении находилась, пока он накладывал швы. Наконец-то я смогла расслабить затекшие плечи.

– Процедура окончена, – провозгласил Докк.

Он собрал инструменты. Хейден вдруг наклонился и быстро поцеловал меня в лоб.

– Отличная работа, – прошептал он, потом еще раз погладил меня по щеке и отошел от койки.

Докк, конечно же, все это видел, но молчал, предпочитая не комментировать очевидное притяжение, которое существовало между Хейденом и мною.