— Durabo. Я вынесу.

Это слово было девизом на гербе Кортни, и сэр Фрэнсис холодно улыбнулся, когда Хэл повторил его.

— Пусть Господь дарует тебе эту милость, — сказал он. — Можешь идти, но не опаздывай на молитву.

Радуясь свободе, Хэл вылетел из каюты и сбежал по сходням.

Аболи сидел у наветренного борта под бронзовой кулевриной. Хэл пристроился с ним рядом.

— Я тебя ранил.

Аболи сделал красноречивый жест, выражающий пренебрежение.

— Цыпленок, барахтающийся на земле, наносит ей раны посерьезней.

Хэл отвел с плеча Аболи парусиновый плащ, схватил за локоть и приподнял мускулистую руку, чтобы взглянуть на глубокий разрез около ребер.

— Тем не менее цыпленок неплохо тебя клюнул, — сухо заметил он и улыбнулся, когда Аболи разжал руку и показал иглу, в которую уже была продета нить для штопки парусов. Он потянулся к игле, но Аболи его остановил.

— Сначала промой рану, как я учил тебя.

— Своим длинным черным питоном ты и сам можешь дотянуться, — предложил Хэл, и Аболи расхохотался, тихо и басисто, словно отдаленный гром.

— Сделай это маленьким белым червячком.

Хэл встал и развязал шнурок, державший его штаны. Они упали, и Хэл правой рукой отвел крайнюю плоть.

— Крещу тебя, Аболи, повелителем цыплят!

Он точно воспроизвел проповеднический тон отца и направил на открытую рану струю желтой мочи.

Хотя Хэл знал, как это больно — Аболи много раз проделывал с ним то же самое, — черты черного лица оставались спокойными. Хэл вылил на рану все до последней капли и завязал шнурок. Он знал, как действенно это средство племени Аболи. Когда тот использовал его в первый раз, Хэл испытал отвращение, но за все последующие годы он ни разу не видел, чтобы после такого средства рана загноилась.

Он взял иглу и нить и, пока Аболи левой рукой стягивал края раны, зашил ее аккуратными стежками мастера по починке парусов, протыкая иглой эластичную кожу и плотно стягивая ее. Закончив, он взял заранее приготовленный Аболи горшок с горячей смолой, густо смазал зашитую рану и удовлетворенно кивнул.

Аболи встал и приподнял свою парусиновую юбочку.

— Теперь займемся твоим ухом, — сказал он, и его плоский пенис наполовину высунулся из кулака.

Хэл отскочил.

— Это же просто царапина, — возразил он, но Аболи безжалостно схватил его за волосы и повернул лицом кверху.

* * *

Под звуки колокола экипаж собрался на палубе. Все стояли молча, обнажив головы, даже чернокожие африканцы, которые не поклонялись распятому Господу, а помнили богов, живущих в темных лесах их родины.

Когда сэр Фрэнсис, держа в руках большую Библию в кожаном переплете, произносил:

— Молим тебя, всемогущий Боже, передай нам в руки врага Христа и не дай ему торжествовать… — только его взгляд был устремлен к небу. Все остальные смотрели туда, откуда должен прийти враг, нагруженный пряностями и серебром.

На середине долгой речи ветер принес с востока темные тучи, которые обрушили на палубу потоки дождя. Но непогода не могла прервать общение сэра Фрэнсиса со Всемогущим, и поэтому экипаж ежился в просмоленных парусиновых куртках и шляпах из того же материала, завязанных под подбородком; вода струилась по спинам моряков, словно по бокам выбравшихся на берег моржей, но сэр Фрэнсис не опустил ни одного слова из своей молитвы.

— Господь бури и ветра, — молился он, — помоги нам. Господь битв, будь нашим щитом…

Шквал быстро пронесся, снова вышло солнце, засверкало на голубых волнах; от палубы поднимался пар.

Сэр Фрэнсис надел свою благородную широкополую шляпу, и белые перья, украшавшие ее, одобрительно закивали.

— Мастер Нед, выкатить пушки.

Хэл понял, что это совершенно правильный ход. Дождь вымочил запалы, да и порох, которым заряжены орудия, отсырел. Вместо того чтобы очень долго разряжать и снова заряжать пушки, отец даст артиллеристам возможность поупражняться.