– То есть восемь месяцев назад, – быстро подсчитав, говорит Энни себе под нос и, опустив взгляд, начинает ковырять кутикулу на большом пальце. – Ты сказал, вы приняли меры. В августе она была еще беременна?

Уэс бережно кладет яблоко на место:

– Да.

Энни выдыхает:

– Моя родная мать чуть не сделала аборт.

– Поэтому твоя сестра и не хотела слышать ни о каких «вариантах». – Уэс закавычивает последнее слово, взмахнув пальцами. – Говорила, что никогда не простит себе, если лишит жизни кого-то вроде тебя.

У Энни щиплет в носу. Она подносит руку к дрожащему подбородку.

– Я так ее любила! Но проявляла недостаточно доброты, недостаточно понимания. В то утро я к ней не прислушалась. Из-за меня она и уехала.

– Чувство вины – паршивая штука. – Уэс встряхивает головой, как будто хочет освободиться от неприятных воспоминаний. – Мы ужасно поругались, когда разговаривали в последний раз. Я повел себя как засранец: потребовал (цитирую), чтобы она «об этом позаботилась». Кристен рассердилась и уехала, а я послал ей вдогонку денег, толстенную пачку.

Энни смотрит на Уэса, пораженная новой догадкой:

– Так вот на что она, наверное, живет! Там на год хватит?

Уэс смущенно кивает:

– Можно даже не экономить.

У нечистой совести внушительный ценник.

– Ладно. Представь себе на минуту, что Кристен жива. Где бы она могла скрываться, если бы захотела?

– Постой. Она не…

– Где? – не сдается Энни, ее голос тверд, как сталь. – Кристен совершенно одна и не в самом уравновешенном состоянии. Вдруг ей нужна помощь?

– Энни, послушай. Нигде она не прячется. Она бы тебя предупредила…

– В то утро она хотела мне что-то сказать, но не сказала. – Энни вдруг отчетливо вспомнила последний разговор с сестрой. То, как она убеждала ее не держаться больше за мамину юбку. Теперь все стало понятно. – Наверное, боялась, что я маме проболтаюсь, – заключает Энни, словно беседуя сама с собой. – Но я не проболтаюсь. Мы с мамой в последнее время вообще почти не разговариваем. Если бы только Кристен знала! Я должна ее найти. – Энни поворачивается к Уэсу: – Она наверняка дала тебе подсказку! Подумай.

Он открывает и тут же закрывает рот, ничего не сказав. Энни подается вперед, глядя на него расширенными глазами:

– Что?! Ну, говори!

Он качает головой:

– Ничего. Не хочу давать тебе ложную надежду.

Энни хватает его за плечи:

– Да говори же, черт возьми!

– Вот дерьмо! – он проводит рукой по лицу. – Ладно. Она как-то раз сказала: «Давай все бросим и сбежим в Париж». Только это ничего не значит!

Вечером Энни сидит на кровати, положив перед собой ноутбук, и, грызя ноготь большого пальца, перечитывает письмо. Удивительно, что ответ от знакомой тети Кейт пришел так быстро. Она ведь написала ей только утром, когда вернулась от Уэса, и надеялась, что для принятия окончательного решения у нее есть еще неделька. А лучше бы месяц-полтора.

Кому: AnnieBlair@gmail

От кого: SoléneDuchaine@EuropeanAuPair

Уважаемая миз Блэр!

Я рада, что Вы обратились в наше агентство за помощью в получении места. Учитывая Ваши пожелания

(Вас интересует работа в Париже, и в августе Вы намерены вернуться в США), могу предложить Вам только один вариант. Вчера к нам обратился американец, воспитывающий пятилетнюю дочь Олив.

Энни пробирает дрожь. Кажется, будто Кристен стоит рядом. Будто она сама это все устроила, чтобы сестра ее нашла. В ушах звенят последние слова Крисси: «Тебе нужно поехать… в какое-нибудь классное место. В Париж, например». Может, она специально посеяла зерно, надеясь, что Энни отправится ее искать?

Профессор Томас Барретт – сотрудник Джорджтаунского университета. До августа он взял академический отпуск для работы в Сорбонне. Прошу иметь в виду: свою дочь профессор характеризует как «непростого» ребенка. Няня требуется срочно.