Обольщать без спросу нас!

– Ну, что ты скажешь об этом постановлении, гражданин? И правильно и убедительно.

– Так, но оно еще не принято. Во-первых, не помещено в «Мониторе»; к тому же мы не на Пинде и не на Парнасе. Наконец, гражданка может быть немолода и нехороша.

– Бьюсь об заклад, что все это у нее есть! – сказал Лорен. – Гражданка, докажи, что я прав, скинь свое покрывало и предоставь судить всякому, подходишь ли ты под это постановление.

– Ах, сударь, – промолвила молодая женщина, прижимаясь к Морису, – вы защитили меня от ваших неприятелей, теперь защитите от ваших друзей.

– Смотрите, пожалуйста, – сказал начальник волонтеров. – Она же прячется! Мне кажется, что она или сума переносная, или искательница ночных приключений.

– О сударь, – отвечала молодая женщина, показав при свете фонаря лицо обворожительной красоты и свежести. – Взгляните на меня, похожа ли я хоть на одну из тех, которых здесь назвали?

Морис был ослеплен. Еще никогда, даже во сне, не видел он подобной красоты. Незнакомка так же быстро опустила мантилью, как и подняла ее.

– Лорен, – прошептал Морис, – требуй выдачи арестантки, чтоб препроводить ее к твоему посту, ты на это имеешь полное право как начальник патруля.

– Понимаю, – промолвил молодой капрал, – мне достаточно намекнуть.

Затем обратился к незнакомке:

– Идемте, идемте, красавица, так как вы не хотите доказать нам, что подходите под это постановление, делать нечего, ступайте за нами.

– Как «ступайте за нами»? – подхватил начальник волонтеров.

– Да так, мы отведем гражданку к городскому замку, где наше караульное помещение, а там соберут о ней справки.

– Нет, – ответил начальник отряда, – она наша и должна быть под нашим присмотром.

– Эх, гражданин, гражданин, – сказал Лорен, – ведь мы того и гляди поссоримся.

– Сердитесь или не сердитесь, черт вас возьми, нам все равно. Мы истинные солдаты республики, и пока вы ходите дозором по улицам, мы идем проливать кровь за границей.

– Берегитесь, чтобы не пролить ее на пути, граждане, а это может случиться, если вы не решитесь быть повежливее.

– Вежливость есть добродетель аристократов, а мы санкюлоты, – отвечали волонтеры.

– Хватит, – сказал Лорен. – При дамах о таких вещах не говорят. Она, может быть, англичанка. Не сердись за мое предположение, моя ночная пташечка, – прибавил он, приветливо обратясь к незнакомке, – так сказал один:

Из поэтов из известных,

А я вторю без труда,

Англия страна прелестна

Средь огромного пруда.

– А ты сам себе изменяешь, – сказал начальник волонтеров. – Ага, ты сам же сознаешься, что принадлежишь к числу сторонников Питта[6], агентов Англии.

– Тише, – сказал Лорен, – тебе чужд язык поэзии, и я вынужден говорить с тобой прозой. Слушай, мы, национальная гвардия, скромны, терпеливы, но все дети Парижа. Если кто затронет нас, с лихвой отплатим.

– Сударыня, – сказал Морис, – вы видите, что происходит, и догадываетесь, что будет дальше. Минут через пять десять или двенадцать человек перережутся за вас. Стоит ли дело, за которое берутся ваши защитники, того, чтобы пролилась кровь?

– О милостивый государь, – отвечала незнакомка, всплеснув руками, – одно только могу сказать вам: если вы допустите, что меня арестуют, это погубит не только меня, но и многих других, и если вы намерены меня покинуть, то умоляю вас оружием, что в руках ваших, оборвите мою жизнь и бросьте в Сену мой труп.

– В таком случае, – отвечал Морис, – я все беру на себя.

И, выпустив руку прекрасной незнакомки, сказал:

– Граждане, как офицер ваш, как патриот, как француз, приказываю вам защитить эту женщину. А ты, Лорен, если эта каналья снова разинет рот, прими его в штыки.

– Товсь![7] – скомандовал Лорен.