Всю неделю я пыталась решить, что мне делать. Правда в том, что с утра понедельника… ничего практически не изменилось. Самым большим событием стало то, что я отдала Люси мой экземпляр «Мокси». Клодия больше о нем не говорила, а Митчелл даже не стал больше шутить по этому поводу. По крайней мере, насколько мне известно. Я хотела сказать об этом за обедом, но побоялась, что это покажется подозрительным. Хотя для них сама мысль, что я создатель «Мокси», так же реальна, как посещение мною Международной космической станции или изобретение лекарства от рака на уроке химии.

Не знаю, чего я ожидала, когда придумывала «Мокси». Может, этим все и закончится. Возможно, это было способом выплеснуть свое негодование.

Конечно, Вивиан, но почему ты написала о сердечках и звездочках, если не хотела, чтобы оно к чему-то привело?

Где-то в душе я хочу, чтобы «Мокси» что-то изменили. Я просто не уверена, что готова взять на себя ответственность.

Я толкаю тележку вперед. Насколько проще было бы думать о Сете, но я вижу его только на уроках мистера Дэвиса. Он заходит по звонку и уходит по звонку и никогда ни с кем не разговаривает. Вчера на нем была футболка с надписью Black Flag, и я провела ночь, слушая их песню «Rise above»[14] на телефоне. От нее в моей груди томительно ныло, а пальцы ног поджимались.

Я поеживаюсь от холода холодильников, пока мама закидывает в тележку несколько упаковок лазаньи и стейка «Солсбери». Наконец мы преодолеваем кассу, и я помогаю выгрузить сумки в нашу «Хонду». Я поправляю упаковку яиц, чтобы она не упала с заднего сиденья, когда слышу мужской голос позади.

– Лиза?

За этим следует пауза, и я слышу высокий и звонкий голос мамы.

– О! Джон, привет! Как дела?

Мама стоит напротив мужчины примерно ее возраста. На нем зеленая форма и плохо сидящая серая толстовка, а лицо скрыто рыжей нечесаной бородой. Лицо мамы светится так, будто этот этот парень отдает ей чек на несколько тысяч долларов, а не просто здоровается.

– Закупаешь продукты? – спрашивает рыжий чувак.

– Пытаюсь, – отвечает мама.

– Ты на дежурстве завтра утром? – спрашивает он.

– Да, – отвечает мама, закатывая глаза.

Этот разговор, кажется, мог бы произойти в столовой Ист Рокпорт Хай, и моя надежда, что мир взрослых совсем не похож на старшую школу, немного блекнет. Почему мама ведет себя как девочка-подросток? Кто этот странный мужчина с рыжей бородой?

– Кстати, это моя дочь Вив, – говорит мама, кивая в мою сторону и улыбаясь. Я поднимаю руку и тоже слегка улыбаюсь.

– Приятно познакомиться, Вив, – отвечает рыжий чувак. – Я – Джон. Мы с твоей мамой работаем вместе.

– И мне приятно познакомиться, – отвечаю я на автопилоте, окидывая его взглядом. Мама никогда не упоминала ни о каком парне с работы.

– Ну, нам пора ехать, – говорит мама и продолжает стоять на месте.

Джон улыбается и кивает, и наконец мы с мамой садимся в машину. Я замечаю большую голубую наклейку «Делоуб» на бампере внедорожника Джона, когда он выезжает с парковки.

– Жуть, он голосовал за Делоуба, – говорю я громко. Знаю, выглядит по-детски, но этот Джон раздражает меня.

– О, Делоуб придерживался умеренных взглядов, – отвечает мама, на ее губах играет рассеянная улыбка.

– Мама, он пытался стать мэром от республиканцев, – говорю я в раздражении. – Ты говорила, что никогда не будешь голосовать за республиканца, даже если бы твоя жизнь стояла на кону.

Мама пожимает плечами и выезжает с парковки.

– Это Техас, Виви. Иногда умеренный республиканец – самое лучшее, что мы можем получить. По крайней мере, он за равенство браков.