Ракель все еще была здесь, он ощущал ее присутствие. Как ей это удавалось? Она тщательно сортировала вещи и вытирала пыль. Она навела здесь такой идеальный порядок, что Дэну вдруг захотелось снова устроить хаос: разорвать простыню и кидаться книгами в стену. Только так и можно было окончательно стереть ее следы. Но он не смог. Все, на что хватало его сил, – сидеть и смотреть в окно, вслушиваясь в доносившуюся откуда-то с нижних этажей музыку. Так прошла минута или две, а потом Дэн снова схватился за телефон. Он хотел в очередной раз набрать номер Нуребринга, но его опередил раздавшийся звонок. В трубке послышался знакомый по автоответчику голос – на этот раз, правда, не такой бодрый.

– Лео у вас? – спросил Дэн и осекся.

Ответом ему были тишина и чье-то тяжелое дыхание в трубку, показавшееся Дэну предвестием катастрофы. Он вспомнил холодные губы Лео, его неживые глаза, твердую, неподвижную грудь.

– Он жив?

Мужчина велел ему подождать и снова пропал. Некоторое время в трубке что-то трещало, на заднем плане звенела посуда и слышался детский плач. Время тянулось.

– Дэн?

Мир, на несколько минут провалившийся в небытие, снова обрел формы и краски. Это был его голос.

– Лео… – выдохнул Даниэль. – Ты жив.

Далее Лео объяснил, что с ним все в порядке. Еще совсем недавно ему снова поплохело, но Стина – медсестра – быстро вернула его к жизни. И вот теперь он лежит на диване под двумя одеялами. Голос Лео звучал приглушенно, но вполне осмысленно. Похоже, его смущало присутствие рядом четы Нуребрингов. Тем не менее он еще раз упомянул Джанго и «Minor swing».

– Ты спас мне жизнь, – сказал Лео.

– Надеюсь, – ответил Дэн.

– Это было…

– Как свинг, – подсказал Дэн.

– Больше, чем свинг, брат.

На некоторое время в трубке нависла торжественная тишина.

– Contra mundum[364], – вдруг произнес Лео.

– Что? – не понял Дэн.

– Теперь мы с тобой против всего мира, брат.

* * *

Они договорились встретиться в отеле «Амарантен», что на Кунгсхольмсгатан, неподалеку от ратуши. Лео полагал, что это самое безопасное место, поскольку никто из его знакомых туда не заходит. Утро накануне Рождества братья провели в комнате на четвертом этаже за тщательно задернутыми гардинами, где в течение нескольких часов обсуждали сложившуюся ситуацию и строили планы. На пике рождественской суматохи Дэн купил два мобильника с предоплаченными картами, при помощи которых братья могли общаться без риска навлечь на себя подозрения.

После этого он вернулся в квартиру на Флорагатан и, когда позвонила Ракель Грейтц на стационарный телефон, подтвердил свое намерение во всем следовать ее указаниям. Потом связался с медсестрой из больницы в Стокгольме, которая сообщила ему, что мама только что приняла снотворное и отдыхает. «Судя по всему, мучиться ей осталось недолго», – добавила она. Дэн пожелал медсестре и ее коллегам счастливого Рождества, попросил за него поцеловать Вивеку в лоб и пообещал объявиться в скором времени.

После обеда он снова был в «Амарантене», в номере у брата, где, как мог, рассказал об угрозах Ракель Грейтц придать огласке финансовые махинации, которые Ивар Эгрен проворачивал от имени Лео. Дэн видел, какой злобой загорелись глаза брата, и это перепугало его до глубины души. Лео заговорил о мести – Ивару Эгрену, Ракели и прочим аферистам. В ответ Дэн положил руку на плечо брата и сказал, что полностью разделяет его чувства. Однако в данный момент не может думать ни о чем другом, кроме как об автомобильном путешествии сквозь темную декабрьскую ночь и о могиле возле старой, больной ели. Ракель не упускала случая напомнить, какие силы стоят за ней и Беньямином. Дэн просто не чувствовал в себе решимости нанести ответный удар. Возможно, здесь сказывалось воспитание. В отличие от брата, он не мог просто так ринуться на противника, тем более такого могущественного и коварного.