Ваша до рассвета - Медейрос Тереза

Даже душный полумрак не мог полностью скрыть легендарное богатство Ферчайлдов, которое было фамильным предметом зависти для многих. Стараясь не пугаться этой демонстрации многовековых привилегий, Саманта сошла с лестницы и направилась в холл. Прошло много времени с тех пор, как в доме было отремонтировано все, от темных стеновых панелей до Тюдоровских арок мрачной эпохи Якова I. По полу итальянского мрамора у нее под ногами танцевали тени. Каждая изящная арка лепнин и карнизов, каждый завиток цветка или ваз из папье–маше, украшающих стены, был покрыт тонким слоем бронзы или позолоты. Даже скромная спальня, которую миссис Филпот предоставила Саманте, обладала фрамугой из цветного стекла над дверью, а ее стены были задрапированы шелковой парчовой тканью.

Беквит настаивал, что его хозяин когда–то был – принцем среди других мужчин. Разглядывая это откровенное богатство, Саманта фыркнула. Вероятно, не так трудно было заслужить такой эпитет, проведя всю жизнь в таком дворце.

Желая определить местонахождение своего нового подопечного, она решила использовать один из инструментов его собственного арсенала. Подняв голову и вытянув шею, она замерла и прислушалась.

Она не услышала ни одного звука удара, ни единого вскрика, только музыкальное звяканье блюд и стеклянной посуды. Звяканье стало значительно менее музыкальным, когда раздался грохот разбившегося стакана, сопровождавшийся яростными проклятиями. Саманта вздрогнула, но торжествующая улыбка коснулась ее губ.

Подобрав юбки, она продефилировала через комнату для завтрака, где проводилось ее собеседование, и вышла в дверь на противоположной стороне, следуя за звуками. Проходя одну пустынную комнату за другой, ей бросались в глаза признаки того, что здесь проходил граф. Ее крепкие полусапожки с хрустом ступали по осколкам дерева и фарфора. Когда она осторожно остановилась перед изящным стулом эпохи Чиппендейла, ей улыбнулось разбитое фарфоровое лицо Майсенской статуэтки.

Разрушения не были удивительны, учитывая небрежную склонность Габриэля ходить по дому, не обращая внимание на отсутствие зрения.

Она прошла под изящную арку. Отсутствие окон в столовой отказывало этой комнате, похожей на пещеру, даже в намеке на дневной свет. Если бы не канделябры свечей, расставленные на обоих концах величественного стола, Саманта могла бы испугаться, что по ошибке забрела в семейный склеп.

По бокам буфета из красного дерева под внимательным оком Беквита замерла пара лакеев в синих ливреях. Ни один из них, казалось, не заметил Саманту, стоящую в дверном проеме. Они были слишком заняты пристальным вниманием к каждому движению, которое сделал их хозяин. Когда локоть графа сдвинул хрустальный бокал к краю стола, Беквит подал им знак. Один из лакеев бросился ловить закачавшийся бокал, прежде чем тот смог упасть. Пол вокруг стола был усеян черепками фарфора и хрусталя, свидетельствами более ранних падений.

Саманта изучила широкие плечи Габриэля и его мускулистые предплечья, снова поражаясь тому, каким сильным он выглядел. Вероятно, он мог бы обхватить ее тонкую шею двумя пальцами. Если бы смог найти.

При свете канделябров было видно, что его волосы сильно спутаны, словно с утра их не расчесывали ничем, кроме его нетерпеливых пальцев. На нем была все та же мятая рубашка, которая была на нем накануне, но сейчас она была еще и в пятнах жира и каплях шоколада. Он по–простецки закатал рукава до локтей, чтобы кружевные манжеты не попадали в тарелку.

Он поднес ломтик бекона ко рту, зубами оторвал кусок нежного мяса и на ощупь нашел перед собой тарелку. Саманта, нахмурившись, уставилась на стол. В поле ее зрения не было никаких столовых приборов. Чем и объяснялось то, почему Габриэль подцеплял и запихивал себе в рот яйца–пашот из фарфоровой чашки прямо голой рукой. Он покончил с яйцами и сунул в рот горячую булочку. Он облизал губы, но немного меда все равно осталось на уголке его рта.