— Ваше величество? — горько рассмеялась Серсея. — Как сладко звучат эти слова. Но скоро я стану лишь тенью, воспоминанием, строчками в книгах, выведенных золотыми с красным чернилами. Мое имя будут произносить с гримасой отвращения. Народ не полюбил меня, а я не любила их. Овцы, так всегда говорил мой отец. Они всего лишь овцы.

Она поднялась с кресла и, шурша подолом бордового платья, направилась на балкон и устремила задумчивый взор на город. Небо почти целиком застилали тучи. Ночью прошел дождь, но воздух все равно был душный и липкий. После дождя Королевская Гавань воняла ещё сильнее, чем прежде. Это всегда удивляло Серсею — сколько бы ни шел дождь, он никак не мог отмыть этот город дочиста. Но она все равно любила его.

— Ты приготовил то, что я просила?

— Вы уверены, что это необходимо? Мы можем укрыться за стенами замка…

— Это бессмысленно, Квиберн. Ты же понимаешь это не хуже меня.

— Мы все так же можем использовать дикий огонь, ваша милость. Только прикажите.

— Я говорила, что это исключено. Я не хочу прослыть еще большим чудовищем, чем Эйрис.

— В гавани все еще ожидает «Прекрасная Серсея». Направляйтесь в Эссос, — Квиберн все еще не мог поверить в то, что королева вот так просто сдается.

— И что я буду там делать? — усмехнулась Серсея.

— Жить. Вы будете жить, ваша милость. Я поеду с вами и постараюсь помочь вам всем, чем смогу.

— Благодарю, лорд Квиберн, — лицо Серсеи напоминало восковую маску. — Вы очень добры ко мне. Но все же я останусь. Этот город — мой дом. Я с таким трудом получила все это, и что теперь? Бежать и прятаться всю жизнь? Думаешь, Дейнерис успокоится, зная, что я где-то там? О, нет! Мы с ней всего лишь поменяемся местами — она будет гнать меня, словно дичь, пока я не оступлюсь и не упаду. Я не доставлю ей такой радости. Львы не бегут. Если нужно уйти, я уйду с достоинством королевы.

Она много думала об этом и чем больше размышляла, тем сильнее верила в то, что так будет правильно. Она — королева. И ее запомнят как королеву, а не нищую голодранку.

— Я столько молилась Семерым, Квиберн. Я обращалась к Матери и Деве, к Старице и Кузнецу. Я просила послать смерть девке Таргариенов и ее драконам, но Боги остались глухи к моим мольбам. Видимо, они тоже выбрали ее сторону, а может им просто нравится издеваться над людьми забавы ради. Септа в детстве все вещала, что Боги милосердны, но я всегда знала, что если бы это было так, моя мать сейчас была бы жива, мой уродливый братец умер бы в колыбели, а драконья стерва и вовсе бы не родилась. Как же невыносимо чувствовать себя слабой! Как бы я хотела владеть мечом, как Джейме, или молотом, как Роберт. Тогда я сама вышла бы за эти стены и встретила эту суку лицом к лицу.

Подул ветер, и золотистые волосы Серсеи взметнулись кверху. Она вдохнула полной грудью, прикрыв глаза. Порывы ветра доносили до нее все городские запахи — конской мочи, свежего хлеба, прокисшего вина, дыма, свежей рыбы. Нет запахов слаще! Где-то там, внизу, люди занимались своими повседневными делами. Они наверняка уже прознали о Великой победе живых и, возможно, празднуют и пьют за здоровье Драконьей Королевы. Как же! Ведь эта она, а не Серсея отправилась туда вместе с многотысячной армией Вестероса. Остался ли в этом городе хоть один человек, преданный своей нынешней королеве? Нет, конечно же нет. Скоро каждая последняя шлюха, каждый торговец рыбой, лицедей и конюх будет чествовать Дейнерис Таргариен, будь она проклята.

Отвернувшись от окна, Серсея прошла мимо Квиберна, шурша юбками, и произнесла, чуть слышно:

— Принеси флакон.

Вместе. Навсегда