Уайтхед, лежа в коридоре со сломанной шеей, смутно ощутил запах духов, витавший в воздухе. С того места, где он лежал, ему была видна лестничная площадка за пределами номера. Мурановская площадь с ее роковым древом давно выцвела, остались только зеркала и ковры. Теперь, растянувшись у двери, он услышал, как кто-то поднимается по лестнице, заметил фигуру, двигавшуюся в тени. Это был надушенный. Пришелец медленно, но упрямо приближался; поколебавшись лишь мгновение на пороге, он перешагнул через скрюченное тело Уайтхеда и направился в комнату, где двое мужчин играли в карты. Было время, когда они болтали за игрой, и старик воображал, что может заключить новый союз с Европейцем, избежать еще на несколько лет катастрофы. Но все пошло наперекосяк. Они поссорились из-за пустяков, как влюбленные, и по какой-то непостижимой математике дело дошло до этого: смерть.

Он перекатился на спину, по коридору, ведущему в игорную комнату, чтобы посмотреть в другую сторону. Карис лежала на полу среди рассыпанных карт. Он мог видеть ее труп через открытую дверь. Европеец поглотил ее.

Но тут его взгляд прервал пришелец, который, пошатываясь, направился к двери. С того места, где лежал Уайтхед, он не мог видеть его лица. Но он заметил блеск мачете, висевшего на боку.

Том заметил Пожирателя Бритв раньше Чеда. Его непокорный желудок взбунтовался от смешанного запаха сандалового дерева и гниения, и его вырвало на кровать старика, когда Брир вошел в комнату. Он проделал долгий путь, и мили не были добры к нему, но он – здесь.

Мамулян выпрямился, оторвавшись от стены, и посмотрел на Брира.

Он не очень удивился, увидев это гнилое лицо, хотя и не был уверен, почему. Может, его разум еще не совсем освободил Пожирателя Бритв от своей власти, и Брир каким-то образом оказался здесь по его воле? Толстяк уставился на Мамуляна сквозь ясный воздух, словно ожидая новых указаний, прежде чем начать действовать снова. Мускулы его лица были настолько ослаблены, что каждое движение глазного яблока грозило разорвать кожу вокруг орбиты. Он выглядит, подумал Чед, чей разум был опьянен коньяком, как человек, до отказа набитый бабочками. Их крылья бились о границы его анатомической оболочки; от рвения они растерли его кости в порошок. Скоро их безжалостное движение расколет его, и воздух наполнится ими.

Европеец посмотрел на мачете, которое Брир держал в руках.

– Зачем ты пришел?

Он хотел это знать.

Пожиратель Бритв попытался ответить, но язык отказался повиноваться. Под мягким нёбом зародилось слово: то ли «верно», то ли «верность», то ли «верую». Но… нет – это было какое-то другое слово.

– Ты пришел, чтобы тебя убили? И это все?

Брир покачал головой. У него не было подобного намерения, и Мамулян это знал. Смерть была наименьшей из его проблем. Он поднял клинок, чтобы показать свои намерения.

– Я могу тебя уничтожить, – сказал Мамулян.

Брир снова покачал головой.

– Твой, – сказал он, и Мамулян понял, что это значит. «Мертвый».

– Мертвый… – проговорил Чед. – Господь всемогущий. Он мертв.

Европеец пробормотал что-то утвердительное.

Чед улыбнулся. Может, насчет разрушительной волны их обманули. Возможно, расчеты преподобного ошибочны, и Всемирный потоп не обрушится на них еще несколько месяцев. Какое это имеет значение? Ему было что рассказать – такие истории. Даже Блисс, со всеми его разговорами о демонах в душе полушария, не знал о подобных сценах. Святой наблюдал за ними, облизывая губы в предвкушении.

В коридоре Уайтхеду удалось отползти на три-четыре ярда от входной двери, и он увидел Марти, который сумел встать. Прислонившись к косяку ванной, Марти почувствовал на себе взгляд старика. Уайтхед поманил его рукой. Пошатываясь, Марти вышел в коридор; те, кто собрался в игорной комнате, не обращали на него внимания. Здесь царила темнота; свет в игорной комнате, мертвенно-бледный свет свечей, был почти полностью отсечен частично закрытой дверью.