А впереди работала еще одна немецкая команда, числом около взвода, плюс два пулеметчика. Следили за тем, как наши бойцы под прицелом винтовок и MG34 копают большой ров.

Они уже почти закончили, одни головы виднелись и земля, вылетающая из рва. Видимо, взводному офицеру этого показалось достаточно, и он махнул рукой.

Две очереди слились в одну…

Я видел, как голова одного из наших бойцов взорвалась кровавыми брызгами, словно арбуз, по которому ударили кувалдой. А больше ничего не видел, так как ярость красной пеленой застила взгляд…

Но я страшным усилием воли заставил себя успокоиться.

Немцев было слишком много. А нас – слишком мало. Конечно, неожиданность и два «Ханомага» были хорошим козырем, но на близком расстоянии достаточно одной гранаты, заброшенной в открытый сверху кузов, чтобы от половины моего отряда ничего не осталось.

А между тем расстрельная команда отделила от очереди десять пленных и выстроила их на краю рва. Немцы работал быстро и деловито, будто скотину на убой вели. Впрочем, их пропаганда нас так и позиционировала – скоты, мол, не люди. Что-то типа агрессивных обезьян, от которых надо просто зачистить землю, а менее агрессивных заставить работать на себя. Так что сейчас, с их точки зрения, ничего ужасного не происходило. Разоружили тех агрессивных и зачищаем в ноль. Как тараканов давим или клопов, к которым не может быть ни жалости, ни сострадания…

Увидев нашу небольшую колонну, офицер расстрельной команды даже рукой махнул в знак приветствия – который его подчиненные расценили как руководство к действию.

И вновь две очереди распороли воздух, и десять мертвых тел, изуродованных пулями, попадали в ров…

Стратегически правильно было просто проехать мимо. И, думаю, ветераны этой войны году в сорок четвертом, попав в аналогичную ситуацию, так бы и сделали. Задание важнее эмоций, из-за которых ни боевую задачу не выполнишь, ни людей не спасешь, да еще вдобавок и сам погибнешь.

Но со мной были не ветераны, а бойцы с опытом войны в один день и одну ночь, которого очень мало для объективной оценки подобной ситуации. Поэтому, когда с «Ханомагов» начали практически одновременно молотить четыре пулемета, я открыл дверцу и на ходу выпрыгнул из машины – благо скорость была невысокой.

И вовремя.

Фашисты, что охраняли пленных, все-таки успели повоевать в Европе и имели кое-какой опыт боевых действий. И хотя неожиданная атака выкосила практически всю расстрельную команду и треть пехотинцев, охранявших пленных, остальные сориентировались в обстановке – и случилось то, чего я боялся.

В «Ханомаги» навесом полетели гранаты с длинными рукоятками…

Из бронетранспортеров успели выпрыгнуть лишь несколько человек. А потом один за другим раздалось несколько сильных хлопков… И следом – мощный взрыв.

Один их «Ханомагов» просто разворотило. Он, как распустившийся стальной цветок, раскрылся рваными листами брони. Ну да, в него мы сгрузили несколько ящиков с гранатами, которые сейчас и сдетонировали. Над вторым бронетранспортером просто взметнулось пламя, из которого вывалился боец, горящий словно факел. По ходу, запасные канистры с бензином полыхнули…

А потом грохнуло так, что аж сами фрицы присели. Одна из гранат прилетела в наш грузовик, набитый продовольствием, оружием и боеприпасами – и, упав на тент, рванула.

И следом за ней – все, что было под тентом.

На подобное я всегда реагирую раньше, чем до мозга дойдет, что случилось. Я упал на живот, выдернул из кобуры «вальтер», и прострелил головы двум ближайшим фрицам. Ничего так немецкая машинка, довольно точно работает даже без пристрелки. Жаль, патронов в ней осталось только шесть штук, да еще один магазин в накладном кармане на кобуре, – и на этом моя огневая мощь заканчивается.

Я бросил быстрый взгляд вбок.

Хреново…