Кровавая королева - Сьюзен Кинг

— Этот священник всех гэлов превратит в англичан, чтобы спасти наши души, как будто мы отсталые и ничего не понимаем, — прошептала моя тетка. — Но наследница древних кельтов обязана чтить их традиции. Держи, — и она снова протянула мне холщовый мешочек. Внутри было веретено моей матери, обмотанное последней спряденной ею ниткой, и стальные иголки, воткнутые в незаконченную вышивку. Кроме того, там было несколько свернутых медных струн с ее арфы, на которой она так прекрасно играла, гребень из слоновой кости и два серебряных браслета.

Три кристалла горного хрусталя вывалились из мешочка мне на ладонь, и я положила их обратно. Эти личные вещи будут напоминать душе Эльсы о времени, проведенном на земле, и помогут ей найти путь к дому на небесах. Кристаллы — это крохотные частицы неба, заточенные в земную материю, поэтому они будут служить Эльсе путеводными звездами.

— А это для девочки. — Ева протянула мне маленькую куклу из соломы, обмотанную красной ниткой; на шее у куклы тоже висел кристалл горного хрусталя, который должен был принести девочке радость и удачу.

После того как священник отслужил заупокойную службу, я набралась мужества и вошла в комнату, где на обитых тканью погребальных носилках лежала моя мать. Лицо ее было прекрасно, и казалось, что она спит. Она была облачена в тончайший шелк, на прикрытых веках лежали монеты. Ее вечно занятые чем-то руки с длинными пальцами были сложены и лежали спокойно. Слева от нее, у самого сердца лежал крохотный сверток с новорожденной под полупрозрачным покрывалом, что придавало им обеим призрачную красоту.

Я произнесла часть древнего заклинания, которому меня научила тетя:

Я — слепой усталый странник,

Всем чужой я на земле.

Проводите-проводите

К сонму ангелов меня.

Я положила мешочек рядом с матерью, поцеловала ее руку и присела рядом с Боде. И хотя мать просила меня быть сильной, через некоторое время в полной тишине из моих глаз потекли слезы. Мертвым присущ покой, который живым не всегда удается обрести, ибо мы остаемся наедине с нашим горем, в то время как они уже возносятся к раю. И все же в тот вечер, сидя рядом с матерью, мне удалось обрести покой. Он окутывал ее так же, как пламя восковых свечей окутывало светом ее катафалк.

Говорят, что еще до того, как я научилась говорить и самостоятельно ходить, я уже начала проявлять свой характер и была столь упряма и своенравна, что мало кто мог со мной справиться. Некоторые считают, что с тех пор мало что изменилось. Но меня всегда успокаивала музыка, ибо мать укачивала меня, играя на арфе или напевая древние заклинания гэлов и пиктов, которых римляне прозвали так из-за их разрисованных тел.[6]

У меня тоже была татуировка — символ благодати, который мать нанесла мне на кожу, когда я была совсем маленькой. Со временем она поблекла, но она никогда не сотрется полностью с моего плеча, ибо Эльса выколола ее иголками, вымоченными в вайде и солях меди для придания ей сине-зеленого цвета. Некоторые считают татуировку варварским обычаем, и эти языческие знаки были запрещены церковью еще за три века до моего рождения. Но кельты горды, поэтичны и от природы упрямы, поэтому такие знаки можно встретить и в наше время, хотя их редко выставляют напоказ.

Я ношу на своем плече простой и изящный рисунок — трискелу, представляющую собой три переплетенные спирали, которые являются символом Бригады, которую в присутствии священников нам приходится называть святой Бригадой. Эта трискела, три завитка которой символизируют счастливое кружение духа, порождающего искусства, ремесла и жизнь, является оберегом.