– Не поймет, да. – Она притворно вздохнула. – Он хочет переспать с тобой, получить твою силу, а потом, когда наиграется вдоволь, вышвырнет на помойку. Вот, велел принести тебе воды. Но, знаешь ли, я хочу ему помочь… ускорить процесс, если это можно так назвать. Пожалуй, чтобы ты была посговорчивее, я сделаю вот что. – Тут она подняла повыше бутылку и разжала пальцы. Я вздрогнула, когда по полу разлетелись осколки стекла и брызнула во все стороны вода. – Ой, надо же, какая я неловкая, – усмехнулась Катрина. – До завтра, зверушка.

Окинув меня насмешливым взглядом, она двинулась к выходу. Но вдруг остановилась, повернулась – лицо у нее при этом было таким, что сразу стало ясно: Катрина придумала очередную пакость.

– Совсем забыла сказать. – В голубых глазах сверкнул зловещий огонек. – Знаешь, кто здесь сидел когда-то?

Я молча ждала продолжения. Катрина ухмыльнулась.

– Наша матушка, – проворковала она, – провела свои последние дни в этой комнате. И умерла здесь же. Видишь ли, она под конец жизни спятила, на людей бросалась. Пришлось запереть. Потом… Лиар хотел заложить вход в эту комнату, чтобы забыть о прошлом, но я отговорила, мало ли. И вот, гляди-ка, комната пригодилась.

С этими словами она вышла, шелестя длинной юбкой. Совсем как гадюка по песку.

Снова провернулся ключ в скважине, а я… несколько мгновений смотрела на лужу на полу, вслушиваясь в тишину. Я надеялась, что Катрина ушла и не будет подглядывать, потому что… я не хотела, чтобы она видела, что я сделаю дальше.

Это будет омерзительно, я знала. Но мне нужно продержаться как можно дольше. Арктур обязательно меня найдет, обязательно…

Стараясь не издавать лишних звуков, придерживая цепь, я осторожно спустилась с кровати туда, где в выемках камня осталась вода, и опустилась на колени. Варги с ней, с Катриной. Надо просто думать о том, как дождаться лорда-дракона. Попытаться забыть о том, что в этой комнате умерла мать Фейдерлинов. Я опустила голову и принялась осторожно собирать губами воду с пола, стараясь обходить те участки, где поблескивало стеклянное крошево.

Внезапно у меня появилось очень много времени для размышлений. Раньше, когда был жив отец, я порхала от одного бала к другому, беззаботно воркуя с подругами… нет, даже не с подругами – просто приятельницами, такими же, как и я, легкомысленными и ветреными. Ничем, кроме познаний по части риторики (а умению красиво и правильно изъясняться обучали всех девиц из хороших семей) и рисования нежных акварелей, мою голову не отягощали, да и зачем это девушке, предназначение которой – быть украшением своего супруга? И вот так я прожила двадцать один год, ни о чем не заботясь и особо ни над чем не задумываясь. У меня просто все было, а круговерть балов и приемов, где единственное, что требуется, – это правильно станцевать вальс, не давала особой пищи для размышлений.

И вот теперь я оказалась предоставлена себе и собственным мыслям. А изменить что-либо была просто не в состоянии.

Мысли крутились и назойливыми мухами бились о стенки черепа. Я все время гадала, как там Арктур, жив ли. Надеялась, что жив и что когда-нибудь меня найдет. Хотя… Как ему меня найти? Хоть я и его таури, вряд ли он почувствует меня сквозь расстояние.

А еще я думала про Айту и про Тасиди. Они подождут меня еще немного, а потом объявят пропавшей без вести. Управление состоянием, тем, что останется после того, как Фейдерлин запустит в него свои загребущие руки, перейдет к саннору Тасиди до совершеннолетия Айты. Ну и потом они как-нибудь со всем этим разберутся. Я просила Тасиди, чтобы он позаботился об образовании Айты, чтобы не было, как со мной – вроде и неглупая девица, а ничего толком не знаю о жизни. Саннор обещал… он не дал мне поводов усомниться в его честности.