– Ну как, шоу прошло на уровне? – спросил он. Взгляд его был устремлен в пространство, словно он стоял на сцене у себя в шатре, но голос звучал вполне дружелюбно, побуждая отвечать в том же дружелюбном тоне.

– Думаю, да, – выдавил я.

Полагаю, ответ прозвучал не слишком убедительно, но моего визитера он вполне удовлетворил.

– Рад слышать, – кивнул он. – Могу я получить деньги? Простите, что вырываю вас из объятий сна, но мы уезжаем завтра рано утром.

Я не знал, в какой именно момент должен буду заплатить, поэтому, отправляясь на улицу встречать Мадонну, приготовил десять фунтов – пять мистера Эдиса и пять своих собственных, – сложив их аккуратной стопкой на комоде.

Взяв деньги, я протянул их ему.

– Благодарю вас, – кивнул он, пересчитал деньги и сунул в карман брюк. Теперь, когда он стоял рядом, я заметил, что брюки у него такого фасона, как носят моряки.

– Все было нормально? – осведомился он.

– Думаю, да, – повторил я, изо всех сил пытаясь изгнать из памяти картины того, что произошло нынешним вечером.

Он вперил в меня свои маленькие, глубоко посаженные глаза.

В этот момент с нижнего этажа донесся дикий визг. Никогда прежде я не слышал такого пронзительного визга. Даже в этих меблированных комнатах.

Но моряк и бровью не повел.

– Рад слышать, – изрек он.

После необъяснимого секундного колебания он протянул мне руку. Я пожал ее. Рука у него оказалась сильной, но больше ничего примечательного в ней не было.

– Не переживайте, мы еще встретимся, – сказал он на прощание, повернулся и нажал кнопку выключателя, на несколько секунд включив свет на лестнице. По-прежнему дрожа всем телом, я проводил его глазами.

С тех пор, несмотря на его обещание, пути наши ни разу не пересекались.

Истинный путь к церкви

Впрочем, верен ли такой перевод? Le vrai chemin de l’eglise? Символическая подоплека разговора была очевидной, но все-таки Розу мучили сомнения: что, если фраза имеет элементарный топографический смысл? Иногда мы напрасно приписываем таинственные подтексты простым словам простых людей.

Возможно, речь шла всего лишь о наиболее простой, наиболее прямой (и возможно, наиболее древней) дороге; в отличие от нового (впрочем, далеко не очень нового) засыпанного щебенкой шоссе, она не огибала границы частных владений, а пересекала их. Хотя сейчас, размышляла Роза, все дороги прокладываются напрямик, не совершая вежливых обходных маневров. Именно так; пожалуй, это тоже символ, подумала Роза. Символ постоянных перемен, которые происходят во внешнем мире; символ ее места в этом самом мире, которое никак не может определиться. Но стоит только начать размышлять подобным образом, как все явления становятся символами других вещей. Тот, кто признает существование нескольких равноправных истин, лишает себя возможности опереться на одну из них и, следовательно, утрачивает способность обрести покой. Скорее всего, простые люди, употребившие эту фразу, и думать не думали о многочисленных толкованиях, которые ей можно придать. То был немудрящий разговор, и смысл его так же элементарен, как отличие между правой и левой рукой. Условности – это то, что защищает нас от леденящего вакуума, правда защита часто оказывается слабой и ненадежной.

Сейчас Роза дрожала всем телом, стоя в гостиной усадьбы Ла-Вид (если только эта комната заслуживала названия гостиной) и размышляя о странном тоне, который мадам Дюкен – столь аристократическое имя носила ее новая экономка – усвоила в разговорах с ней. Не только фамилия мадам Дюкен была отголоском высокого происхождения. За годы, проведенные за границей, Роза прочла множество книг; как ей самой казалось, читала она по большей части для того, чтобы скоротать время в ожидании очередного мужчины. Так вот, мадам Дюкен напоминала ей Тэсс из рода д’Эрбервиллей, хотя, разумеется, была значительно старше этой героини.