Сам замысел операции родился позже, для этого потребовалось некоторое время. Получив научно-технологическую информацию от посланника, он понимал, что догнать нацистских ученых, да еще в условиях войны, стартуя практически с нулевой отметки, невозможно. Как либо форсировать этот процесс, также невозможно, это не Беломоро-Балтийский канал строить. Тут от количества зэков и штыковых лопат и тачек ничего не зависит. Нужны умы, а они редкость, да еще после этих «чисток», да и вообще после всего, что произошло в России… Из эмиграции ученых просто так не вернешь, хотя и это нельзя скидывать со счетов. Хотя потребуется время, много времени, а его нет… Да, запустить всю работу по этим технологиям необходимо срочно, и он это сделает, сделает все возможное, но необходимо сделать еще и невозможное — выйти на прямой контакт с представителями того, другого мира и добиться более существенной помощи, обрести в их лице союзников. Они практически уже сделали шаг в этом направлении. Если они сами вышли на контакт, значит, их опасения очень существенны и стремление к сотрудничеству будет воспринято ими правильно. Значит, идея осуществима. Вот этим и должны заняться Вангол и его группа. Важность задачи неоценима, поэтому полномочия Краскову он дал неограниченные, но и контролировал каждый шаг…

Ольга сидела за добротным, покрытым зеленым сукном столом, положив подбородок на подогнутые руки и закрыв глаза. За окном мягко кружил снег, падая на брусчатку Лубянской площади. Она находилась в Москве, в разведуправлении. Она до сих пор не могла понять и осмыслить то чудо, которое с ней произошло. Еще месяц назад она сидела вот так же в просторной комнате на втором этаже великолепного прусского особняка и лихорадочно думала о том, как вырваться из плена. В этой золотой клетке, в которой она оказалась не по своей воле, но тем самым будучи спасенной от верной смерти, она чуть было не сдалась. Чуть-чуть не сломалась под напором обстоятельств, которыми было невозможно пренебречь. Спокойный и обходительный немец все делал так, чтобы она покорилась ему, причем сделала это без принуждения, добровольно, покорно приняв все, что произошло с ней, смирясь. При этом он делал ее жизнь действительно уютной и красивой. О такой жизни она читала только в книжках. В той стране, в которой она росла, такая жизнь была недостижима. Она просто была невозможна. Ольга вела себя спокойно и вежливо, была такой, как всегда в той, довоенной жизни. Она скрыла неплохое знание немецкого языка и пользовалась этим преимуществом. Она была достаточно умна, чтобы понимать: немец будет добиваться близости, и это для нее будет решающим моментом в жизни. Она или отвергнет его, или станет для него женой и должна будет забыть о своей Родине, обо всем, что осталось там, в Ленинграде, в прошлой жизни.

Ей придется спать с немцем и рожать ему детей, немецких детей. Он не был ей неприятен, нет, он был даже по-своему симпатичен и вызывал уважение своими поступками. Но он был немец, немецкий офицер, который участвовал в войне, который убивал советских людей; он был врагом. Ольга понимала, придет час, она должна будет решить — предать все, что связывает ее с Родиной, или умереть. Другого не дано. Она видела, что он влюблен в нее. Что он достойно ждет ответного чувства. Он не примет отказа, это будет для него оскорблением. Он благородный мужчина, он не будет ее насиловать. Он просто отправит ее в концлагерь. Она хотела жить, хотела выйти замуж и рожать детей, но не так. Она хотела жить и выжить в это страшное время, но сохранить совесть чистой и сохранить себя для того единственного, которого еще не встретила в жизни. Но страх мучительной смерти, а она успела увидеть, что это такое, заставлял ее улыбаться немцу. Это возбуждало в нем надежду на успех, и он чувствовал себя все увереннее и увереннее. Она была в смятении и не знала, что делать дальше.