Где Пирс? Где все? Мисс Шиммер сказала, что идёт в мэрию. Хочет быть рядом с тахтоном, засевшим в теле Пирса. Может, и Бен там? Джош шагает к двери, намереваясь просочиться в щель между створкой и косяком, и за его бесплотной спиной раздаётся:

— Всего хорошего, сэр. Желаю удачи.

— Спасибо, сэр.

Джош отвечает машинально. Каменеет он уже после. Не оборачиваясь на торговца оружием, не задаваясь вопросом, что это было, Джош выбирается на улицу — и вздрагивает от истошного вопля.

Кричат со стороны мэрии:

— Мистер Киркпатрик! Откройте!

Тяжёлые удары сотрясают дверь. Будь это не мэрия, построенная основательно, со знанием дела, дверь давно бы слетела с петель.

— Это я, Джошуа Редман! Откройте!

Пожаловал, гад? Мистер Киркпатрик, откройте, я гад-тахтон в краденом теле! Что тебе понадобилось от мэра, негодяй? У Джоша ёкает там, где сердце. Дурное предчувствие подгоняет его хуже плети. Со всех ног Джош бежит к мэрии, благо бежать всего ничего.

— Мисс Шиммер! Вы там?

Кто сейчас в здании? Мэр, мисс Шиммер и тахтон в теле её отчима…

— Откройте! Скорее!

Не нужно гадать, кто срочно понадобился Джошеву тахтону на ночь глядя. Зол на конкурента, да? Винишь его в провале своей затеи? Хочешь прикончить?! Ну да, кого тебе ещё винить, дуралею…

Что, если это ещё не конец?

Время скачет необъезженным мустангом: встаёт на дыбы, козлит, даёт свечку. Удача, неудача, причины, следствия, возможности, вероятности — родная стихия для адских тварей. Вдруг тахтон знает способ всё переиграть?! Убьёт тахтона-Пирса, заключит с ним сделку, сделает что-то ещё, чего и предположить нельзя, спровоцирует бойню стократ худшую, чем намечалась — всё вернётся, чёрный ход откроется заново, лодки возвратятся к пристани, заберут на борт толпу, две толпы…

— Скорее! Это вопрос жизни и смерти!

— Это не вопрос, сукин сын!

С грохотом распахивается дверь конторы. На крыльце воздвигается шериф Дрекстон: без шляпы, волосы всклокочены. На рубашке, расстёгнутой до пупа, не хватает половины пуговиц. Глаза шерифа горят парой масляных плошек, по лицу бродят отсветы пламени, превращая Дрекстона в гримасничающую обезьяну.

На щеке кровавый след — там, где воткнулась щепка. Вокруг засохло бурое пятно. Выглядит так, словно в голову шерифа и впрямь угодила пуля, выбив Дрекстону остатки его никчёмных мозгов.

В руке шерифа револьвер. Рука дрожит, дёргается.

— Прибежал к новому хозяину, щенок?!

Тахтон игнорирует вопли шерифа. До Дрекстона ли ему, сэр?

— Я к тебе обращаюсь, кусок дерьма!

— Мистер Киркпатрик! Мисс Шиммер! Откройте!

Дверь сотрясается. Вот-вот запоры не выдержат.

— Спрятаться решил, паршивец?! У мэра под задницей?!

Дрекстона колотит от ярости:

— Это твоя работа! Твоя!!!

Знал бы шериф, насколько он прав!

— Сладкой жизни захотел?! В моё кресло?!!

Шериф поднимает револьвер. И — чудо! — рука его перестаёт дрожать.

«Берегись!» — вот что хочет крикнуть Джош, обращаясь к тахтону. Его крик тахтон услышит, не может не услышать: «Тело! На тебе моё тело, засранец! Обернись, беги, прячься…» Джош очень хочет закричать, предупредить, спасти. Желание кипит в нём крутым кипятком, жжёт глотку, словно кипяток настоящий и глотка настоящая, и жизнь настоящая, и смерть тоже.

Он молчит. От молчания Джоша корёжит, но он не издаёт ни звука. Стоять, ничего не делать и смотреть, как Дрекстон взводит курок, направляет револьвер в спину твоему родному, твоему единственному телу, жмёт на спуск…

Не приведи вам Бог, сэр.

— Вопрос жизни и смерти?!

Грохочут выстрелы: один, второй, третий.

— Вот тебе жизнь! Вот тебе смерть!

Что-то горячее с силой тарана бьёт Джоша в спину. Разворачивает, швыряет вперёд, ко входу в мэрию. По его спине — нет, по спине его тела расплывается тёмное пятно.

«Он попал в меня! Попал в нас…»