Художница проклятий - Джордан Ривет (2021)

Брайер смутно осознавала действие психологического проклятия. Тревога. Отчаяние. Она не могла с ними бороться. Должно быть, у ее отца был какой-то принадлежащий ей предмет, который можно было использовать по Закону Резонанса. Брайер вспомнила, как жители Нового Честера смотрели в свои стаканы, не в силах вырваться из плена мрачных дум. Она чувствовала себя совершенно одинокой. Она все это заслужила. Она не способна ни на что, кроме разрушений.

Слезы наполнили ее глаза, затуманивая обзор; капли дождя падали на разлитые краски. Цвета смазывались, ускользая от нее. Брайер не могла ничего с этим поделать. Тревога, вызванная проклятием, душила ее, причиняя гораздо больше страданий, чем физическая боль. Брайер свернулась клубочком, не в силах противостоять ужасающей мощи отцовского проклятия.

Затем краем глаза она заметила, как Арчер поднял голову. Несмотря на свои раны, он все еще пытался бороться, пытался добраться до нее. Он что-то держал в руке. Это было что-то фиолетовое, сияющее внутри стеклянной банки. Арчер толкнул банку к Брайер по влажной, потрескавшейся земле.

Девушка потянулась к краске здоровой рукой, собирая в кулак последние силы. Ее последняя надежда – баночка с фиолетовым – медленно катилась к ней. Пальцы Брайер сомкнулись на крышке. У нее не было ни кисти, ни секретов проклятой живописи, которым она научилась у своих родителей: у матери, на которую напала, и у отца, который пытался задушить ее отчаянием.

Брайер разбила банку о камень и окунула пальцы в редкий фиолетовый оттенок. Она вспоминала о звездах и лунах на своих щеках, о том, как родители строго-настрого запретили ей проклинать собственную кожу. Однако сейчас, когда проклятие отца усиливало ее отчаяние, Брайер должна была попытаться сделать хоть что-то, чтобы отбиться от него. Поэтому она начала рисовать распутывающее проклятие на своем собственном теле. Она нанесла узор вокруг глаз, которые у них с отцом были одинаковыми, под носом, который достался ей от матери. Она продолжила рисовать на своих обожженных солнцем щеках, шее, сломанной руке, груди.

Тревога и отчаяние немного отступили, позволяя физической боли снова выступить на первый план.

Почти обезумев от боли, Брайер продолжала выписывать проклятие на собственной коже, используя каждую каплю драгоценного пигмента. Она рисовала инстинктивно, творческий порыв обжигал ее руки. Маги никогда не проклинали свои собственные тела, но что еще она могла сделать, когда ее родной отец причинял ей такие страдания?

Картина, обретающая форму на ее коже, отличалась от типичного распутывающего проклятия. Это было абсолютно новое творение. Брайер не могла видеть, что нарисовала, но представляла, что рисунок был похож на волны, накатывающие на пляж и оставляющие морскую пену на песке. Художница размазывала краску, следуя за линиями своего тела, как будто бы они были морским берегом.

Брайер чувствовала, что картина близится к завершению. Перед тем как нанести последний мазок, она бросила взгляд на Арчера, лежащего на земле. Ему, должно быть, было больно двигаться, но он все равно приподнял голову, чтобы бросить на нее ободряющий взгляд. Арчер кивнул, придавая Брайер сил.

Девушка закрыла глаза и нанесла последний штрих, проведя редким фиолетовым оттенком по закрытым векам. Отчаяние разбилось вдребезги, смытое потоком чистой надежды. Проклятие было снято.

Брайер открыла глаза. В нее летел камень размером с собаку, готовый нанести последний удар. Она вскинула свои покрытые фиолетовым руки, чтобы защитить лицо, и камень остановился у ее ладоней. Он завис на мгновение, задевая испачканную масляной краской кожу, а затем упал.

Брайер потрясенно ахнула. Перемещающее проклятие, должно быть, разрушилось в тот же миг, как коснулось ее кожи. Распутывающее проклятие все еще действовало.

Из темноты в Брайер полетел очередной камень. Она подняла руки, и он тоже остановился. Удивление переполняло девушку. Она никогда не видела ничего подобного.