Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

Хештеги #НикогдаБольше и #БольшеНикакогоЖелтого тоже свое дело сделают. А потом они выйдут из моды и будут заменены другими, более современными. Энн, впрочем, сохранит все материалы на своих страницах в соцсетях. Она уже решила на будущий год поступать на журналистику, и Бонита Гамильтон намерена взять ее под свое крыло. Мне кажется, в итоге Энн все же будет учиться в Университете округа Колумбия. Если только не увлечется хакерством и криптографией. Кто знает?

А Ома, моя очаровательная Ома, будет по-прежнему писать картины, хотя, возможно, сменит тематику — переключится с оград на двери, — но картины ее будут все такими же странными, глубокомысленными, задающими куда больше вопросов, чем дающими хоть какие-то ответы.

Глава семьдесят седьмая

Мои родители носились вверх-вниз по лестнице, занятые чередой дел, уже ставших привычными, — измерить мне давление и температуру, принести еще одно одеяло или, наоборот, воды со льдом — в зависимости от моего состояния. Однажды днем ко мне вошла Ома и сказала:

— Ты совсем не спала. — Потом поправила одеяло, которое я сбросила, и укрыла меня до самого подбородка, а края еще и под матрас подоткнула. — У тебя снова был озноб, Лени?

Я кивнула. Папа притащил наверх масляные обогреватели и поставил по одному с каждой стороны кровати. Он отлично держится для своих шестидесяти пяти, но отнюдь не возраст согнул его плечи, и, если он забывает выпрямиться, они сами собой печально поникают, точно два широких крыла, а он и не замечает. Зато замечаю я.

Ома присела рядом со мной на постель и принялась читать мне вслух письма и открытки, которые принесли с сегодняшней почтой.

— Я и не знала, Лени, что в мире так много людей!

Когда она добралась до открытки, присланной Руби Джо, я попросила еще раз ее перечитать. В открытке говорилось, что я самая удивительная женщина, которая когда-либо существовала на свете. Смешно, но сейчас-то я точно себя удивительной не чувствую.

Затем Ома перешла, наконец, к конкретной цели своего визита:

— Ты помнишь, как я тебя однажды ударила? Ты тогда еще в школе училась, в старших классах?

— Смутно, — соврала я.

— Я ведь себя так за это и не простила. — Бабушка говорила с трудом, словно задыхаясь. — Это было так жестоко с моей стороны!

Я протянула к ней руку, и она ласково ее пожала. А потом снова заговорила:

— Да, это было жестоко. Но дело не в этом. Если помнишь, я ударила тебя, потому что ты, придя домой из школы, рассказала мне о твоей однокласснице, о той ирландской девочке из бедной семьи. Так вот: тебя я в этот момент не видела. Я видела себя.

— Я правда не помню этого, Ома.

Но я отлично все помнила.

Бабушка ласково похлопала меня по руке и поднесла мне к самым губам чашку с водой. Я чуть приподняла голову, сделала два глотка и снова легла, совершенно измученная этим крошечным усилием. И подумала о том, что бабушка, похоже, часами просиживает возле меня, пока я сплю. Я не была полностью уверена, но, по-моему, я слышала собственный голос, когда сказала ей, что в любом случае прощаю ее. В тот день, много лет назад, пощечина Омы, может, и показалась мне жестокой, но то, что я сама тогда сделала и сказала после урока физкультуры, было куда хуже.