— Тараканы, — бормотала женщина. — Тараканы! Черные, толстые, блестящие тараканы! Вот они — засели во всех углах. Их тысячи, всех их не счесть… Свет, свет, зажгите свет, а то они приползут. Свет, свет… Вот они ползут… ползут…

Она закричала и сильнее прижалась к стене, подтянув колени к подбородку, выставив вперед руки с растопыренными пальцами и широко раскрыв стеклянные глаза. Муж попытался схватить ее за руки.

— Ничего тут нет, мамочка, в углах ничего нет…

— Свет! Свет! Они ползут! Тараканы…

— Свет горит, мамочка. Ты только посмотри, даже свечи на столе! — Он достал карманный фонарик и посветил им в ярко освещенные углы комнаты. — В углах ничего нет, посмотри, вот я свечу фонариком. Ничего там нет, ничего…

— Тараканы! Тараканы! Они ползут, все черно от тараканов! Ползут из всех углов! Свет! Свет! Ползут по стенам… Падают с потолка!

Женщина захрипела и подняла руки над головой.

— Давно это с ней? — спросил Равик.

— С тех пор как стемнело. Меня не было дома. Я решил попытаться… Мне посоветовали… Одним словом, зашел к консулу Гаити. Взял с собой сына… Конечно, ничего не вышло. Опять ничего не вышло. А когда мы вернулись, она сидела в углу на кровати и кричала…

Равик достал шприц.

— В последнее время она не страдала бессонницей?

Муж беспомощно посмотрел на него.

— Как будто нет. Обычно была всегда спокойна. У нас нет денег на лечебницу. К тому же у нас нет… Короче говоря, с нашими документами мы никуда не сможем ее устроить. Только бы она замолчала. Мамочка, все мы около тебя — и я, и Зигфрид, и доктор… Тут нет никаких тараканов…

— Тараканы! — прервала его женщина. — Со всех сторон! Они ползут! Ползут!..

Равик сделал укол.

— С ней это в первый раз?

— Да. Никак не пойму, откуда это взялось. Почему она все твердит о…

Равик предостерегающе поднял руку.

— Не напоминайте об этом. Через несколько минут она заснет. Может быть, ей все приснилось, и от испуга она проснулась. Возможно, завтра встанет и все забудет. Только не напоминайте ей. Словно ничего и не произошло.

— Тараканы, — сонно бормотала женщина. — Жирные, толстые…

— Здесь слишком светло.

— Мы зажгли… Она все время просила побольше света…

— Погасите люстру. Остальные лампы пусть горят, пока она не уснет. Она будет спать. Я ввел ей достаточно большую дозу. Завтра утром зайду. К одиннадцати.

— Спасибо, — сказал муж. — Вы не можете себе представить…

— Могу. Теперь это часто случается. В ближайшие дни будьте с ней особенно осторожны, не выдавайте своего волнения.

Легко сказать, подумал он, поднимаясь к себе. Он включил свет. Рядом с кроватью стояли его книги. Сенека, Шопенгауэр, Платон, Рильке, Лао-Цзы, Ли Тай-бо, Паскаль, Гераклит, Библия… Самая суровая и самая нежная литература. Почти все книги были малого формата, отпечатанные на тонкой бумаге и очень удобные для тех, кто в пути. Он отложил все, что хотел взять с собой. Затем разобрал остальные вещи. Уничтожить пришлось немногое. Он всегда жил, учитывая возможность внезапного ареста. Старое одеяло, халат — они помогут ему, как надежные, проверенные друзья. Яд, спрятанный внутри полой медали. Равик всегда имел его при себе. Еще со времен немецкого концлагеря. Сознание того, что в любую минуту он может покончить с собой, помогло ему выстоять. Он спрятал медаль. Лучше не расставаться с ней. Так спокойнее. Кто знает, что его ждет? Вдруг снова гестапо? На столе стояла недопитая бутылка кальвадоса. Он выпил рюмку. Франция, подумал он. Пять лет беспокойной жизни. Три месяца тюрьмы, нелегальное проживание, четыре высылки и столько же возвращений. Пять лет жизни. Он не так уж плохо прожил их.

XXXIII

Зазвонил телефон. Еще не вполне очнувшись от сна, он снял трубку.

— Равик… — сказал кто-то.

— Да…

Это была Жоан.

— Приезжай. — Она говорила медленно и тихо. — Приезжай сейчас же, Равик…