— Ричи, я поеду с тобой. Но только до Овьедо, бить разбойников. — Повернулась ко мне, пояснила. — Долг, надо вернуть. Их собратья держали меня в плену, в рабстве. Тех ты убил, теперь я убью этих, помогая тебе, и будем в расчёте. Потом поеду в Лес, домой. Если подаришь лошадь.

Я пожал плечами — эльфийские заморочки вроде не напрягали, но… Как-то чересчур у них долги расписываются. Ненормально это. Да ну её, пусть едет. И лошадку подарю — той ночью честно заслужила. Если такая не будет считать себя должной — только лучше.

— Завтра помоги мне ещё с одним разбойником. Самым главным в этом городе, — попросил я, переходя к важному.

— Хорошо, — не торгуясь и не расспрашивая подробности, кивнула она.

И вот — завтра. С утра ударили в вечевой колокол, он как-то так хитро называется по-испански, но ближайший наш аналог слово — «вечевой». Народ, уже убедившийся, что мы никого не грабим и не режем, разгуливавший вчера спокойно, начал подтягиваться. Слух по городу, что это стоило Магдалене пятьсот солидов, уже пошёл, и что эти деньги налогом лягут на всех горожан. Единственная моя уступка — растянуть выплату на год. Согласился. После этого мне мгновенно привезли аванс. Торгашня!

Но с другой стороны — мы никого не грабим, не убиваем, а мы можем — это гут. Крови пролилось много. Мне сказали о более чем трёх с половиной сотнях погибших, и кто-то ещё умрёт от сепсисов и ран. Для пятитысячного города капец немало. Конечно, тут считаются только мужчины, в городе живёт не меньше пятнадцати-двадцати тысяч со стариками, женщинами и детьми, но мужчин, как плательщиков налогов и податей, членов ополчения, город лишился немало. Нас ненавидели, смотрели исподлобья, волками…

Но мы показали, что держим слово. Не хотим ущемлять их свободы, и местные до сих пор шастают по улицам с оружием, включая патрули городской стражи. И что мы пришли ровно за тем, за чем декларировали — два десятка виселиц ждали своих клиентов, и все в городе уже знали кто, за что и как именно виноват. Разумеется, дома будущих повешенных охранялись, домочадцы из них на время были выставлены, но приказа грабить пока не отдал — успеется.

— Жители Магдалены! — начал я, посчитав, что народу на площади достаточно, а было его тут… Да хрен знает сколько! Пять тысяч? Десять? Не знаток счёта по головам. Площадь вроде маленькая, но пипл плотно стоит, вмещается много. — Вы знаете зачем мы к вам пришли. И мы с первого дня говорили, что не покушаемся на ваши права и ваши свободы.

Лёгкий гул, перешептывания. У Ромы никогда не было опыта публичных выступлений. У Рикардо были, но не совсем его — он стоял рядом с отцом, как наследник, когда отец выступал перед войском. Но на душе стояло ледяное спокойствие, апатия, пришедшая со штурмом особняка, до конца за три дня так и не отпустила.

— Мы всего лишь хотели наказать врагов рода человеческого. Тех, кто убивает мирных купцов на дорогах, неся разорение и смерть. Вы, как купцы, а Магдалена считается городом торговым, должны были меня понять и пойти навстречу. Так думал я, когда въезжал к вам в город.

Снова пауза. Оценка. Пока камнями не кидают. На лицах скепсис, но парировать эти аргументы никто не сможет.

— Но оказалось, что вам плевать на разбойников, — продолжил я. — Плевать на душегубов, убивающих кого-то где-то, но не у вас дома. Оказалось, что я, со своим войском, что-то требующий от вас в ваших стенах — ваш враг. Личный враг! — меня несло, чувствовал прилив жара. Хоть бы на загореться при всех! — Я, сволочь такая, посмел ставить условия вам, крутым и богатым небожителям! Посмел перекрыть городские ворота и никого не выпускал! Хотя я всё это время давал понять, что ваши права и свободы — ВАШИ! Я не пытаюсь отобрать их! И поэтому вы решили расправиться со мной, убить!

Недовольный возмущённый гул. Но крыть горожанам всё равно было нечем.