– Так поезжайте, Никита Сергеевич, мы закончим и без вас. Ну-ка, начштаба, давай сюда награды, – пробасил Василий Иванович, обращаясь к мужичку лет пятидесяти, также сидящему за столом.

Начштаба шестьдесят второй армии встал, подхватил что-то со стола и подошел к Чуйкову. Я разглядел в руках у командарма две коробочки.

– Капитан Смолин, за храбрость, умелое командование… – Я хлопал глазами и понимал, что вот от такого награждения я почему-то отказываться не хочу. В отличие от ситуации с самолетом, сейчас я действительно чувствовал, что заслужил награду, и был очень удивлен, что командарм в такой ситуации нашел время наградить каких-то бойцов, пусть и являющихся капитаном и сержантом. Василий Иванович закрепил на гимнастерке успевшего расстегнуть ватник капитана орден Красной Звезды, пожал руку и, взяв вторую коробочку, повернулся ко мне. Честно говоря, я обалдел, никогда бы не подумал, что сержанту командующий армией будет сам награду вешать, всегда считал, что рядовым и младшему комсоставу просто в руки вручают и хватит с него. Но Чуйков меня «сразил» наповал, когда, чуть наклонившись вперед, шепнул:

– Ватник-то расстегни, сержант! – Я мгновенно расстегнул свою телогрейку, едва не оторвав пуговицы, и подставил… блин, у меня же гимнастерка в тряпку превратилась, а новую не дали, поэтому взору командующего предстала моя грудь в белой нательной рубахе. Командующий усмехнулся.

– Это что за форма одежды такая? Новая? – рассмеялись все присутствующие.

– Виноват, товарищ командующий, одежда пришла в негодность, а новую не выдавали еще.

– Товарищ командующий, на днях бойцы получат зимние вещи, выдадим и то, чего не хватает, – быстро проговорил вскочивший начштаба тринадцатой дивизии, этого я раньше видел, поэтому не удивился, увидев его тут.

– Ясно, а что же, сержант, как же ты умудрился в негодность форму привести, – задержал на полпути руки с наградой Чуйков. Я замешкался, не зная, что отвечать.

– Разрешите, товарищ командарм? – спросил ротный.

– Говори, – кивнул Василий Иванович.

– В рукопашной сильно пострадала верхняя одежда, ватники заштопали, а гимнастерки у бойцов все были заляпаны кровью и рваные сверху донизу, у меня просто была запасная, вот я и надел, а так формы действительно новой не дают.

– Ладно, исправим положение, тем более вон начштаба чего сказал, на днях и зимнюю привезут, свитера, рукавицы и шапки, затем и все остальное. Ну, Счастливчик, продолжай в том же духе, сынок! – Я обалдел. Нет, просто пипец как обалдел. Это уже не звездец, это два звездеца. С каким-то сержантом, за руку, награды вешает, сынком назвал… Ой, «звезду бы» не словить. А ведь он меня и старше-то всего ничего.

– Служу трудовому народу! – рявкнул я и покосился на новенькую медаль, что одиноко, но от этого так гордо светилась у меня на груди.

– Ты ведь со снайперской винтовкой воюешь, сержант? – спросил Василий Иванович. Получив утвердительный ответ, добавил вдруг: – Что чувствуешь, когда стреляешь во врага и видишь его так близко? – Не знаю, что уж ожидал услышать командарм, но после моего ответа аж передернулся весь.

– Отдачу, – спокойно произнес я.

– Родимцев, а прав был твой начштаба, душегуб! – Блин, вот же поганый язык у меня. И чего это меня начштаба дивизии «душегубом» прозвал? Это немцы, что ли, у нас душевные? Пора товарищу штабному автомат дать да в город выпустить.

Через пару минут нас отпустили, я вздохнул с облегчением. Хорошо, что не стали пытать на предмет рассказов о «подвигах». Выйдя из штаба, я взглянул на медаль, машинально взвесив ее на руке. «За отвагу», черт, как же звучит-то хорошо! Я в прошлом, воюю против фашистов вместе с дедами, можно сказать, получаю награду из рук самого Чуйкова! Черт возьми, я, наверное, сейчас от переживаний просто проснусь, и окажется все происходящее прекрасным долгим сном.

– Ну, чего застыл-то? – капитан внезапно подтолкнул меня сзади, и я встрепенулся, нет, не сон это!