Работы было много как никогда. Почти все промыслы стояли, и заказы – устные, телефонные, телеграфные – поступали в контору «Валидбеков-нёют» один за другим. Когда Саадат небрежно говорила, что принимает заявки и на керосин, партнеры впадали в ажитацию. Готовы были взять любые объемы. Легко соглашались на фьючерсы, которые недавно показались бы фантастическими. И все охотно авансировали оплату, хоть стопроцентную.

Время наступило горячее, золотое время. Но, ведя переговоры, крутя ручку арифмометра, делая записи, Саадат думала не о нефти и не о прибылях.

Утром позвонила управляющему московским филиалом, очень дельному человеку, не привыкшему задавать лишние вопросы, и к обеду получила всю информацию.

Эрастуш не голодранец, но и небогат, даже не имеет собственного дома. Род занятий не вполне понятен. Что-то вроде консультанта по разным конфиденциальным делам. Часто сотрудничает с правительственными органами. (Что ж, Саадат видела его в деле – чувствуются солидные навыки.) Возраст – 58 лет, намного старше, чем кажется. (Это, пожалуй, неплохо. Значит, уже напрыгался, наскакался.) Официальный семейный статус – вдовец, знаменитая актриса Клара Лунная является его гражданской женой, а проще говоря, сожительницей. (Эти сведения, положим, устарели. В Баку отношения прекратились, окончательно.) Никакой Эммы на периферии не обнаружено. (С этим еще надо разобраться, но после минувшей ночи особенных сложностей от загадочной немки Саадат не ожидала.)

В общем, серьезных препятствий разведка не выявила.

«Ты этого действительно хочешь?» – спросила себя Саадат. И рассмеялась вопросу. «Больше всего на свете. Единственное, чего я по-настоящему хочу. Никогда в жизни ничего так не хотела. А хочу – значит, получу».

Она знала, что ночью он непременно придет. Не может не придти, это читалось в его глазах. И еще было предчувствие – из тех, какие не обманывают.

Длинный, многотрудный день прошел в сладостном предвкушении, вечер – в приятных приготовлениях.

Зафар приготовил горячую ванну из ослиного молока, от которого кожа делается нежнее японского шелка. Оделась Саадат в несколько невесомых, прозрачных халатов, чтобы руки возлюбленного снимали их один за другим. Самый нижний халат был алого цвета.

Очень важно правильно выстроить каденцию ароматов: чтобы в прихожей томительно пахло лавандой, над накрытым столом витали запахи не еды, а лукавой вербены. Ложе любви сегодня будет благоухать не розами, уместными при первом свидании, а плотоядным мускатом.

Ужин был приготовлен легкий, не отягощающий желудка: шампанское, устрицы, острый овернский сыр, фрукты.

Ожидание затягивалось, но Саадат не тревожилась, не проявляла нетерпения. Самое приятное из женских времяпрепровождений – ждать любовника, твердо зная, что он придет. Она раскладывала пасьянс, потягивала пропитанный сладким вином дым из кальяна. Папирос не курила, чтоб дыхание не пропиталось табаком.

Эрастуш пришел уже за полночь.

Пока Зафар открывал дверь и вел гостя коридором, Саадат, томно потянувшись, задала себе важный вопрос: с чего начать – с разговора о будущем или…

Ну конечно с «или», потребовало тело.

Поэтому, когда он вошел, на пороге отдав панаму молчаливому евнуху, Саадат на цыпочках подбежала к возлюбленному, положила ему руки на плечи, потерлась о его губы кончиком носа.

– Ты пахнешь нефтью…

– П-прости. Не было времени как следует отмыться.

– Ванна из ослиного молока еще не остыла, – прошептала Саадат, расстегивая его воротничок. – Но мне нравится, как ты пахнешь. Запах нефти – мой любимый аромат. Им пропитается постель, я вся об тебя перепачкаюсь. Как это будет чудесно!

Вздохнув, Эрастуш сказал:

– Я на пять минут. П-попрощаться. Должен срочно уехать. Поезд ждет.