— Это все отговорки, — Мехлис рубанул рукой воздух, подкрепляя категоричный тон своих слов, — Я читал вашу характеристику. Вы прикрываетесь религиозными убеждениями, хотя сами прекрасно знаете, что это полная чушь.

— Лев Захарович, к сожалению, в данном вопросе наши с вами точки зрения не совпадают.

— Будьте добры обращаться ко мне по уставу, генерал-майор. Вы младше меня по званию на три ступени, и мне странно, что я должен учить вас субординации.

— Виноват, товарищ армейский комиссар первого ранга. Больше не повторится.

Я ответил спокойно и даже равнодушно, и это, похоже, взбесило импульсивного комиссара больше всего.

— Товарищ Сталин оказал вам высокое доверие, генерал-майор, — в голосе Мехлиса послышалась угроза, — но это не значит, что теперь все вокруг мгновенно потеряют бдительность.

— Так точно, товарищ армейский комиссар первого ранга, — ответил я все с тем же равнодушием, — потеря бдительности — прямой путь к большим проблемам. Терять её нельзя ни при каких обстоятельствах. Прошу меня извинить, последние трое суток выдались очень напряженными, а сразу по прибытии на место у нас с вами будет много срочной работы. С вашего разрешения я немного посплю.

Я устроился в кресле поудобнее и, напрочь игнорируя перекошенное гневом лицо Мехлиса, закрыл глаза. Самое смешное заключалось в том, что понять, кто из нас кому должен подчиняться, ни я, ни комиссар так и не смогли. Товарищ Сталин всегда был крайне хитрым жуком, и виртуозно умел закладывать под отношения между подчиненными бомбы потенциальных конфликтов. Он что, плохо знал характер Мехлиса? Да в жизни не поверю! Скорее, наоборот. Сталин отлично понимал, во что выльется наша совместная командировка на Крымский фронт, и, видимо, искренне считал, что для дела так будет только лучше.

Мехлис действительно изрядно превосходил меня по званию, но полномочия по принятию кадровых решений в отношении руководства Крымского фронта получил именно я, а не комиссар. В мои военно-стратегические решения Сталин тоже недвусмысленно рекомендовал Мехлису не вмешиваться, оставив за ним дисциплинарные вопросы, морально-политическую подготовку операции и некий общий контроль за ее ходом, суть которого я до конца уяснить не смог, а сам Вождь конкретизировать свою мысль не стал.

В общем, банка с пауками получилась весьма качественная, и помимо чисто военных вопросов мне в ближайшее время со всей очевидностью предстояло решать множество проблем, связанных с маниакальной подозрительностью и непревзойденной мнительностью товарища армейского комиссара. Впрочем, плевать! Грядущие неприятности следовало встречать по мере их поступления. Я активировал режим дополненной реальности и развернул перед глазами виртуальную карту Крымского полуострова.

Картина, скажем прямо, вырисовывалась противоречивая. Сил у Красной армии и Черноморского флота, на первый взгляд, в Крыму было немало. На Керченском полуострове сосредоточились сорок четвертая, сорок седьмая и пятьдесят первая армии, имевшие в своем составе почти двести пятьдесят тысяч человек пехоты, шесть танковых бригад и два отдельных танковых батальона. Гарнизон Севастопольского оборонительного района насчитывал около ста двадцати тысяч бойцов и командиров, имел в распоряжении многочисленную артиллерию, включая береговые батареи крупных калибров, сорок семь танков и более сотни самолетов, базировавшихся на аэродроме, построенном в начале войны на мысе Херсон ес. Черноморский флот располагал линкором «Парижская Коммуна», крейсерами «Красный Крым» и «Красный Кавказ», тремя дивизионами эсминцев, двумя легкими крейсерами, довольно внушительными подводными силами и значительным числом тральщиков, минных заградителей, небольших артиллерийских кораблей и катеров.