Старшим группы был назначен старший сержант Тимохин, старожил разведвзвода, к нему под команду – ефрейтор Аршинов и Илья. Тимохин сразу сказал – надо устраивать засаду. Немцев в городе полно, идти в глубь кварталов рискованно, снег скрипом выдаст. Решили просочиться за домами, залечь. Немцы от холодов в домах укрываются, в землянках. Около танков или пушек часовые, которых по такой погоде меняют через два часа. Можно дождаться смены караула, напасть, работать ножами. На разведчиках белые маскировочные халаты, автоматы обмотаны бинтами. С десятка шагов разведчики на снегу не видны, тем более ночью. Ползли медленно, один за другим, по следу. Всё равно снег предательски поскрипывал. Только хруст этот никто не слышал, попрятались немцы от морозов. Залегли у полуразрушенного дома, от руин гарью тянуло. Впереди две пушки видны, немцы их на прямую наводку поставили. Возле пушек часовой прохаживается. Шинель поверху тряпками обмотана, а на ногах эрзац-валенки из плетёной соломы, их обувают прямо на сапоги. Ходить в них неудобно, а стоять неподвижно часовому на морозе невозможно, холод сквозь тонкую шинель пробирается. Разведчики лица салом намазали от обморожения, на ногах кроме тёплых байковых портянок ещё вязаные шерстяные носки – подарок из тыла. Зимой часто в действующие части посылки приходили с тёплыми вещами – носки, перчатки, шарфы, да по мелочи – кисеты для табака, носовые платки. Вместо адреса и фамилии адресата надпись – «Бойцу на фронт». Часто в посылках письма. Детские, женские.

«Дорогой боец! Шлю тебе от чистого сердца посылку. Связала сама. Бей фашистов! С горячим комсомольским приветом. Соня Перминова».

Через полчаса ноги в сапогах замерзать стали. Под комбинезоном телогрейка, в тулупе маскировочный костюм не натянешь, да и движения он сковывает. Слева из проулка вышел разводящий с солдатом. Часовой, который сменялся, снял эрзац-валенки, передал их сменщику. И разводящий и часовой быстрым шагом, почти бегом, направились в дом. Нет, к разводящему, обычно это офицер или фельдфебель, не подобраться. Оставалось снять часового. Но много ли знает рядовой?

По команде Тимохина поползли к пушкам. Часовой как встал на одном месте, так и стоит неподвижно, отвернувшись от ветра. На немце стального шлема нет, поверх кепи женский пуховой платок повязан. До немца уже несколько метров, от разведчиков его пушка прикрывает. Тимохин пальцем в Илью и Аршинова ткнул, потом в часового. Надо фрица брать, жесты понятные. Тимохин подстраховывал. Разом вскочили разведчики, бросились к часовому. Ефрейтор на снегу поскользнулся, упал. Часовой, шум заслышав, стал поворачиваться. Илья кулак вперёд выкинул, ударил немца в подбородок. Вырубил сразу, часовой на снег упал. Аршинов подбежал, руки за спину часовому завёл, связал ремешком. Заранее приготовленный кляп в рот часовому сунули. Под локти подхватили, от артиллерийской позиции бегом метров на тридцать оттащили, залегли. Вроде тихо, не обеспокоился никто. Местные жители, из немногих оставшихся, в подвалах прячутся. Немцы спят, пытаются согреться, трубы печные дымят. Темно, ветер, мороз, пусто на улицах. Назад выбрались прежним маршрутом, по своим же следам. Только тяжелее. Фашист с виду не крупный, а тяжёлый. Разведчики немца тащат, Тимохин сзади отход прикрывает. Обошлось. Немца затащили в дом, по щекам похлопали. В себя пришёл, глаза в ужасе округлил. Командир взвода попробовал его допросить, а не понимает его немец. Командир на разведчиков с упрёком.

– Вы кого приволокли?

– Языка.

– Он по-немецки толком не понимает.

Пленного переправили в штаб полка, оказалось – финн. А финского языка никто не знает. В общем, старания разведчиков «языка» взять обернулись провалом. «Язык» есть, а узнать ничего невозможно. Это плохо, считай – не выполнили задание. И на следующую ночь поиск приказали повторить. Тимохин в замешательстве.

– Кто предположить мог, что фашист не немец? У него что – национальность спрашивать надо?