— Мать Прародительница, — подсказал Райхо.

— Точно! Снизошла к ней Мать Прародительница и говорит: «Дочь моя, прекрасна ты душой и телом…»

— Телом — это как-то не в духе Матери Прародительницы.

— Ладно, — миролюбиво согласилась я. — «Дочь моя, красота твоя затмевает свет солнца, но истинная красота в доброте твоего сердца, и потому поведаю я о том, как можешь спасти сестру твою, что столь уродлива и жестока».

— Перегибаете палку, — сказал Свейтис.

— А по-моему, вполне правдоподобно, — возразила я, вспомнив, что довелось пережить в Далларии. — И согласилась принцесса, но предупредила ее Мать Прародительница, что путь к спасению долог и опасен. «Пусть, — сказала прекрасная дева, — ради сестры я готова на все!» — Одинокая слезинка скатилась и шмякнулась на лист. Поспешно вытерла и влажную дорожку, и мокрое пятно на бумаге. — «И будешь ты уродлива семь дней и семь ночей, — сказала Мать Прародительница. — И станут люди бояться тебя». — «Я выдержу все! — ответила принцесса». — «И обойдешь ты все храмы и все святилища в молении о спасении сестры твоей, и столкнешься со злом, что поселится в спальне твоей, и будешь отдавать ему кровь свою…» Прекрасной принцессе было страшно, но она любила свою сестру и согласилась на все муки ради ее спасения…

— А как же правда? — хрипло спросил Свейтис.

— А кому она нужна, эта правда? Мне — нет, остальным, я полагаю, также.

Сказку мы втроем дописали. Райхо и Свейтис подправили стиль и размножили… На закате экземпляры были розданы уличным сказителям. И сказка о Красавице, спасшей Чудовище, потекла из уст в уста. На утренней службе в храмах Матери Прародительницы одна из жриц призвала всех молиться за здоровье прекрасной принцессы Лорианы… К обеду площадь у дворца была усеяна цветами, а люди все приходили и приходили. На закате уже во всех храмах молились о здоровье Лоры, и сказания о ее доброте и самопожертвовании находили отклик даже в самом черством сердце. Такого воодушевления народ Оитлона еще не испытывал… уборщики улиц тоже еще так отчаянно не сквернословили, убирая каждое утро засохшие цветы. Только засохшие, остальные король приказал беречь и поливать. И началось настоящее паломничество во дворец. С утра до позднего вечера к Лоре приходили, ее благодарили, ею восхищались. На пятый день сестра смогла встать и выйти на балкон, поприветствовать народ. Площадь, усыпанная цветами, стала для Лорианы потрясением, а потом народ начал восторженно скандировать ее имя…

Я оставалась единственной, кто так и не смог прийти и поздравить Лору с исцелением. Меня сочли неблагодарной! Причем все и сразу. Эта давящая атмосфера откровенно нервировала, и, сбегая по ночам к шенге, я иной раз украдкой тихо плакала, уткнувшись в шкуру. Шенге в итоге не выдержал. Подняв среди ночи, вывел наружу, повел в лес. Утирая горькие слезы, я молча шла следом, пока шенге не остановился и не показал мне цветок. Причем я его никогда раньше не видела, и цвел он ночью. То есть большинство цветов ночью закрываются, а этот расцвел, и над ним кружились светлячки.

— Красиво, — протянула я.

— Это Утыррка, — грозно сказал папа. — Редкий цветок.

— Утыррка не такая, как все? — догадалась я.

— Особенный цветок, — шенге кивнул. — Но глупый! Про лес думать, про цветы думать, о себе забывать!

— Шенге, когда Утыррка о себе думать, плакать хочется! — возразила я.

— Сердце болеть, — сказал папа. — Утыррка его не слушать, оно болеть.