ГРУшник бросает Мальцеву моток веревки. Сэнсей и Андрей Иванович держат братву под прицелом. Серега передает мне ПСМ, подбирает свинорез, и поочередно заворачивает лежащим бандитам руки за спину и связывает их.

— Кто вы такие?! — хрипит кавказец в плаще. Он немного отошел от удара. И хотя нож от шеи я уже убрал, ствол упирается в его спину. Перестав ощущать лезвие, приставленное к горлу, «черный плащ» ладонью вытирает кровь и начинает борзеть.

— Что за беспредел? Вы, залетные что ли? Понимаете, что конкретно в блудняк попали? — разоряется босс.

— Да что ты говоришь? — глумливо интересуется Зорин, — А ну давай просвети нас.

— Я — вор. Шалва Сухумский, — «черный плащ» горделиво расправляет плечи, — Поняли, с кем связались?

— Да хоть Господь Бог, мне все равно, — улыбается Зорин, — Какой такой Шалва, да ещё и Сухумский? Я только об одном таком слышал, додике с подвешенной метлой. За жигана пытался проканать. Под черную масть красился, авторитетным бродягой представлялся, а сам ссученным оказался. Так его правильные пацаны в минском СИЗО поломали за беспредел. А потом под шконку загнали. Так и торговал там очком, пока на зону не перевели. Это не ты ли, мил человек будешь?

— Да я тебя, — зашипел кавказец и рванулся к Зорину. Пришлось дать ему рукоятью ствола по голове, чтобы привести в чувство. Вроде успокоился, но бешеным взглядом все равно наставника прожигает.

А тем временем Серега уже связал руки отключившимся и злобно сопевшим бандитам, и начал спутывать запястья Сухумскому.

Потом мы по очереди заводили уголовников в подвал, заставляли лечь, и связывали ноги. Для надежности, как Андрей Иванович приказал. Чтобы лежали пластом и не особо шумели. Шалва остался, с ним ГРУшник, перед тем, как отвести его к остальным, пожелал провести краткую беседу.

Когда освободились, я подошел к Зорину. Наставник уже загнал машины бандитов на внутренний дворик и закрыл ворота.

— Игорь Семенович, а мы ведь с вами серьезно спалились, — пристально смотрю в глаза Зорину, — Бандюки могут на нас выйти элементарно.

Сэнсей понимает меня с полуслова.

— Журналисты? — взгляд Зорина становится острым.

— Они самые. Марина из «Комсомолки» и Виктор Всеволодович из «Человека и Закона». Если помните, после интервью фотограф много снимков сделал нас по отдельности и вместе.

— Напомни, когда они планировали в номера статьи поставить? Вроде Морозов мне сказал в конце ноября, — погрустневший наставник задумчиво чешет подбородок.

— Они вообще-то репортаж о дне милиции собирались делать. Всеволодович говорил, что материалы на ближайший месяц-два расписаны наперед. Он обещал в декабрьском номере статью о нас вставить. А Катерина, в лучшем случае, в конце ноября. Так что немного времени у нас есть.

— Ладно, что ты предлагаешь? Завалить это уголовное стадо или попробовать отменить публикацию с помощью товарищей из ГРУ?

— Валить не вариант. Много вони будет. Воров и цеховиков переполошим, ментов на уши поставим. Зачем? Не забывайте, что Бадри ещё должен показания дать против Горбатого. И отменять публикацию нельзя ни в коем случае. Такая реклама нашему клубу только в пользу пойдет. Сделаем по-другому. Попросим Андрея Ивановича решить вопрос. Пусть обратится к Кате и Виктору Всеволодовичу, с предложением согласовать все публикуемые фото. Обосновать можно так: Зорин — у нас боевой офицер. По долгу службы работал за рубежом. Публиковать его фото нельзя по соображениям секретности. И ребят тоже не всех показывать можно. Мы уже приметили талантливых парней. ГРУ имеет на них виды, и планирует помочь устроиться в московскую военную академию. Принять после школы или перевести из других ВУЗов. Они будут работать в различных точках земного шара. Поэтому светить их фото сейчас нежелательно. Выдайте все снимки и негативы, которые у вас есть, мы сами отберем снимки для публикации. Вот так нужно говорить. И тихонько убрать ваши, мои и Серегины фото.