Лесная речка была занесена снегом буквально по пояс, и нарты своими широкими полозьями-лыжами проминали его совсем не на много. Олень, конечно, уступал коню в скорости, но только не на заснеженной трассе. Главным было уйти от первого удара литвин и набрать хорошую скорость. Лёжа на крайних нартах, Митяй прицелился в пустившего стрелу всадника на обрыве и нажал на спуск, но тот литвин резко рванул своего коня с обрыва вперёд, и болт пробил тело соседнего воина. В паре метров позади саней в снег впились сразу две стрелы.

– Ещё чуть-чуть и достанут! – стиснув зубы, прошептал паренёк, накручивая ручку взвода на рейке оружия.

Всего на ней было двадцать зубцов, но на расстоянии двухсот метров вполне себе хватало натяжения и пятнадцати. Вся перезарядка речника на нартах длилась секунд двадцать пять, и уже две новые литвинские стрелы впились в нарты.

– Только не в оленя! Лучше в меня! – взмолился Митяй, наконец-то поставив самострел на боевой взвод.

Конь нагоняющего сзади всадника хрипел, роняя хлопья пены, и буквально рассекал мощной грудью сугроб, стараясь вырываться вперёд.

Митяй, быстро прицелившись, нажал на спуск одновременно с выпустившим в него стрелу врагом. Тяжёлый болт буквально выбил из седла полусотника, пробив его насквозь вместе со всей бронёй и одеждой. Но и сам мальчишка громко взвыл, схватившись за левое плечо. Стрела ятвяга срезала хороший кус мяса на левой руке.

Русло реки в этом месте делала большой изгиб, и с четырёх передних саней по открывшейся погоне разом ударили луки, ссадив на землю нескольких воинов.

Ни о какой дальнейшей погоне за русскими лесовиками речи уже быть не могло. Кони вымотались в этом сумасшедшем беге по сугробам. Командир лежал на снегу без памяти, а с ним погибли и были ранены ещё семь воинов. И обозлённые потерями ятвяги, сгрудившись на речном повороте в бессилии, потрясали вслед уходящему обозу копьями.

– Мы ещё встретимся, русские!

Три дня шла тризна под осаждённым Торопцом по князю Селов Зигмасу. На целых три дня только одним своим выстрелом был задержан стремительный набег на восток, дав приблизиться спешащему новгородскому ополчению хотя бы ещё на семьдесят вёрст. Сын Зигмаса Довгерд, вставший за отца над осаждавшими, горячился в шатре.

– Долго ещё сидеть будем? Весь осадный припас уже наготове! Если бы вы все решительней были, то и отец бы сейчас не был сгоревшим прахом. А мы бы уже давно пировали в тереме у Давыда!

Сложно было возражать горячему предводителю Селов. И последний довод, что не прорубили ещё по всему льду вокруг крепости дорожки да заступы, был им так же легко отринут.

– Прорубим на месте! А потом и на стенах порубим всех русских защитников как псов!

Ранним утром двадцать восьмого января взревели сигнальные трубы в лагере осаждающих, и всё трёхтысячное войско многочисленными штурмовыми колоннами поползло с западной и южной стороны к крепостным стенам.