Нет, все началось с дома напротив. Там кто-то прятался. Наблюдатель проник в коттедж Рытвина и напечатал там снимки.

А если бы Сафонов не спустился в подвал? Если бы спустился, но не стал отпирать дверь? Пожал плечами и ушел, а пять минут спустя выкинул все из головы?

Макар чувствовал, что это важно. Что ожидало бы Никиту? Записка «Проверь, что внизу»?

Ерунда!

Ему представился Сафонов, выбегающий из дома с корзиной на голове, чтобы никто его не узнал. Под первой корзиной вторая, под второй третья, под третьей – четвертая, и так до бесконечности. Мертвый Мельников в арке, четверо убитых студентов – каждому выпала своя смерть, и это не случайность. Убийца воздал им по заслугам. В его табеле о рангах Артем Матусевич занимал первую строку; тот, кто забил парня до смерти, знал о его роли в убийствах.

А Сафонов остался жив. Четыре года, повторял про себя Макар, четыре года, нам нужно искать человека, на четыре года пропадавшего из виду. Мы думали о тюрьме, но если причина не в этом? Вскрылись новые факты? Мститель жил, уверенный в непричастности Никиты к убийствам, а потом что-то изменилось. Например, в руки ему попали материалы уголовного дела, того самого, которое не удалось получить Сергею.

Надо отдохнуть, подумал Макар. Мысли скользили потоком, на берегу лежала перевернутая ржавая лодка, под ней кто-то прятался. Кажется, он опять засыпает…

Провалиться в сон мешал лишь голос Сергея.

– Сова летит, – бормотал Бабкин, совершенно отупев от монотонной работы, – срывает цветок, роняет в море, из моря растет звезда с десятью лучами, на каждом луче по солнцу, в каждом солнце по сове.

«Мы смотрим на то, что кажется главным, а разглядывать нужно детали. Из них складывается настоящий рисунок».

– Что ты сказал? – спросил Макар, открывая глаза.

– Ничего, болтаю всякую чепуху, чтобы не уснуть.

– Нет-нет, повтори…

Бабкин поднял на него удивленный взгляд и пожал плечами.

– Сова летит. Цветок рвет. В море роняет. Оттуда звезда, у звезды лучи, на лучах солнце, в солнце сова. Макар, ты что? Это просто Машкины рисунки, она складывала из них историю. У нее из всего получаются истории, считай, профдеформация…

У Илюшина стало такое лицо, что он осекся.

– Сова, – сказал Макар, глядя на Сергея так, что тот почувствовал себя стеклянным, – сова, значит. И тут сова, и там сова…

Второстепенные детали.

Альбом Елены Матусевич, из которого Анна взяла снимок Сафонова.

Эспандер на кровати.

Почему Елена Матусевич открыла дверь Балаклаве? По той же причине, почему он не пошел к сестре Сафонова. По той же, почему его фигура казалась Сергею знакомой.

История начинается с совы и приходит к сове.

– Но это другая сова, – пробормотал Макар. – Послушай, это другая сова!

– Я тебе водички принесу, – с жалостью сказал Бабкин.

– Вот куда он пропал… Вот почему не звонит сестре… это бы все объясняло…

– Нет, не принесу, – сказал Бабкин. – Теперь объясняй мне.

– Рано! – сказал Макар, подняв на него безумный взгляд. – Сначала вопрос.

– Какой вопрос? – Бабкин всерьез забеспокоился.

– Тот, который я должен был задать Порошиной во время первой встречи. Телефон, телефон… где телефон?

– Господи, что ж ты орешь… Вон он, на подлокотнике, у тебя под боком.

Илюшин схватил сотовый и быстро набрал номер. Сергею редко доводилось видеть его в таком возбужденном состоянии. Он отодвинул блокнот и стал ждать, не сводя с Макара напряженного взгляда.

– Татьяна? Это Макар Илюшин. – В трубке начали говорить. – Замолчите и слушайте, – оборвал Макар, и Бабкин физически ощутил, как из телефона потянулась, словно карамель, вязкая испуганная тишина. – Вы сказали, ваша мать умерла, когда Никита был студентом. Что случилось?.. Не нужно рассказывать мне, что вы виноваты в ее смерти! Просто ответьте.