Провожатый провел титулярного советника дальше, развинул бумажную перегородку, и Эраст Петрович увидел, что на японской половине посетителей еще меньше – собственно, всего один: сухонький старичок в линялом кимоно.

– Почему здесь? Почему не на холме? – спросил Эраст Петрович, садясь. – Там «черные куртки», да?

Глаза дзёнина испытующе задержались на каменном лице титулярного советника:

– Да. Откуда ты знаешь?

– Не получив донесения, Дон понял, что его второй отряд тоже уничтожен. Ждет возмездия, сел в осаду. А про холм, откуда п-просматривается весь дом, ему подсказал Сирота. Скажи лучше, как ты догадался, что я поеду в Блафф с этой стороны?

– Никак. На дороге, которая ведет от ипподрома, ждет твой слуга. Он тоже привел бы тебя сюда.

– Значит, в дом не п-попасть?

– Я долго сидел на дереве, смотрел в гайдзинскую увеличительную трубку. Совсем плохо. Цурумаки не выходит наружу. Вдоль всей ограды часовые. Месть придется отложить. Возможно, на недели, на месяцы, даже на годы. Ничего, месть – это блюдо, которое не протухнет. – Тамба не спеша раскурил свою маленькую трубочку. – Я расскажу тебе, как отомстил обидчику мой прадед, Тамба Восьмой. Один заказчик, могущественный даймё, решил не платить за выполненную работу и убил синоби, явившегося к нему за деньгами. Это были очень большие деньги, а даймё был жадный. Он решил, что никогда больше не покинет пределов замка. Не выходил из своих покоев, и к нему тоже никого не пускали. Тогда Тамба Восьмой велел своему сыну, девятилетнему мальчику, устроиться в замок на кухню. Мальчик был старателен и постепенно продвигался по службе. Сначала он подметал двор. Потом – задник комнаты. Потом стал поваренком для прислуги. Учеником княжеского повара. Долго учился растирать пасту из мочевого пузыря акулы – это требует особого мастерства. Наконец, к девятнадцати годам, он достиг такого совершенства, что ему дозволили приготовить трудное кушанье для князя. Это был последний день в жизни даймё. На расплату ушло десять лет.

Выслушав колоритную историю, Фандорин подумал: десять лет жить со стиснутыми легкими? Ну уж нет.

Возникла, правда, и другая мысль: а что если и месть не поможет?

Вопрос был оставлен без ответа. Вместо него Эраст Петрович задал другой, вслух:

– Видел ли ты в свою увеличительную трубку Сироту?

– Да, много раз. И во дворе, и в окне дома.

– А белую женщину? Высокую, с желтыми волосами, заплетенными в длинную косу?

– В доме нет женщин. Там одни мужчины. – Дзёнин смотрел на собеседника с всё большим вниманием.

– Так я и думал. Готовясь к обороне, Сирота переправил свою невесту в какое-нибудь б-безопасное место… – Эраст Петрович удовлетворенно кивнул. – Нам не нужно ждать десять лет. Мочевой пузырь акулы тоже не понадобится.

– А что нам понадобится? – тихо-тихо, словно боясь спугнуть добычу, спросил Тамба.

Его племянник весь подался вперед, не сводя глаз с гайдзина. Тот отвернулся и через открытое окно смотрел на улицу. Кажется, его чем-то заинтересовал висевший на столбе синий ящик с двумя перекрещенными почтовыми рожками.

Ответ состоял из одного слова:

– Почтальон.

Дядя и племянник переглянулись.

– Который носит письма? – уточнил дзёнин.

– К-который носит письма.

ПОЛНАЯ СУМКА

ЛЮБВИ, РАДОСТИ, ГОРЯ

У ПОЧТАЛЬОНА.

НАСТОЯЩИЙ АКУНИН

Срочная городская почта, одно из удобнейших достижений девятнадцатого столетия, в Сеттльменте появилась недавно, и оттого жители прибегали к ее услугам чаще, чем того требовала истинная необходимость. Почтальоны доставляли не только официальные письма, скажем, адресованные из торговой фирмы на Мэйн-стрит в таможенную контору на Банде, но и приглашения на файф-о-клок, рекламные листки, интимные послания, даже записки от жены мужу с сообщением, что пора идти обедать.