– А даже если и так? – сказал Харри, разглядывая огонек сигареты. – Вдруг я и впрямь родился с великим талантом следователя и у меня постепенно развились инстинкты, которые я сам не в силах проанализировать?

– Надеюсь, ты сейчас шутишь.

– Вроде того. Я изучил протоколы допросов. Муж, судя по его ответам, похоже, и впрямь пережил серьезную травму. Но потом я прослушал записи. – Харри смотрел прямо перед собой.

– И что?

– Возникает ощущение, что он скорее испугался, а не смирился. Признание – это смирение. Потом бояться уже больше нечего.

– Но ведь еще грядет наказание.

– Для него наказание уже наступило. Унижение. Боль. Шутка ли – увидеть, как любимый человек погиб от твоей руки. А тюрьма – это изоляция. Тишина. Рутина. Покой. Она должна восприниматься как облегчение. Возможно, причина в дочери, и он беспокоится о ней.

– Или о том, что после смерти будет гореть в аду.

– Он и так уже горит.

Эуне вздохнул:

– Я повторю свой вопрос: чего ты, собственно, хочешь?

– Я хочу, чтобы ты позвонил Ракели и объяснил, что она должна вернуться ко мне.

Столе Эуне широко распахнул глаза.

– А вот это была шутка, – сказал Харри. – На самом деле я хочу проконсультироваться со специалистом. У меня сегодня случилось учащенное сердцебиение и приступ страха. Нет, не так… Мне снилось… что-то. Я не могу разглядеть, что это, но сон без конца возвращается.

– Наконец-то легкий вопрос, – произнес Эуне. – Интоксикация организма. Психология – это наука, которая не опирается на солидную фактическую базу, но что касается корреляции между приемом дурманящих веществ и ментальными расстройствами, то тут многое доказано. Как долго это продолжается?

Харри посмотрел на часы:

– Два с половиной часа.

Столе Эуне глухо рассмеялся:

– Ясно, ты решил поговорить со мной для очистки совести, чтобы убедить себя, что пытался обратиться за медицинской помощью, а затем со спокойной душой вернуться к самолечению?

– Это не обычные видения, – сказал Харри. – Не призраки из прошлого.

– Потому что призраки приходят по ночам?

– Да. И они не прячутся. Я вижу их и узнаю́. Жертвы, погибшие коллеги, убийцы. Но это что-то другое.

– Не представляешь, что это может быть?

Харри хмыкнул и попытался сформулировать:

– Ну… запертый человек. Он похож на… – Харри наклонился вперед и потушил сигарету в луже крови.

– На Свейна «Жениха» Финне, – закончил за него фразу Эуне.

Харри взглянул на него, приподняв бровь:

– Почему ты так решил?

– Поговаривают, ты считаешь, будто бы он ищет тебя.

– Ясно, ты беседовал с Катриной.

– Она переживает за тебя и хотела услышать мнение специалиста.

– И что ты ей ответил?

– Я заявил, что как психолог недостаточно дистанцирован от тебя. Но паранойя абсолютно точно коррелирует со злоупотреблением алкоголем.

– Но, Столе, ведь именно я в конце концов засадил этого типа в тюрьму. Это было мое первое дело. Его осудили на двадцать лет за сексуальные домогательства и убийство.

– Ты просто сделал свою работу. У Финне нет причин испытывать к тебе личную неприязнь.

– Он сознался в нападениях, но считал себя невиновным в убийстве. Финне уверен, что мы сфабриковали доказательства. Я навещал его в тюрьме два года назад, чтобы выяснить, может ли он помочь нам с делом вампириста. Под конец этот тип назвал мне точную дату своего освобождения. А потом спросил, в безопасности ли живем я и моя семья.

– Ракель знала об этом?

– Да. Под Новый год я обнаружил отпечаток сапога на снегу напротив окна нашей кухни и установил фотоловушку.

– Но это ведь мог быть кто угодно, Харри. Например, заблудившийся человек.

– На частной территории, обнесенной забором с воротами и пятидесятиметровым подъездом к дому, крутым и обледеневшим?

– Погоди-ка, при чем тут Новый год? А разве ты съехал от Ракели не в Рождество?