– Дело вовсе не в этом, – возразил он. – Просто, помнится, вы сказали, что вам недостаточно увидеть Финне мертвым и знать, что он не придет к вам домой. Вы должны увидеть, как он умирает. Я в долгу перед вами после всего, что произошло. Так что воспользуйтесь этой возможностью или откажитесь от нее.

Дагни вспомнила похороны мамы, молодую женщину-священника, которая сказала, что ни у кого нет точного ответа на вопрос, что находится по другую сторону смерти, и все, что мы знаем: никто из переступивших этот порог не вернулся обратно.

Да, теперь Дагни Йенсен знала, как она себя чувствует на самом деле. Финне мертв, она убедилась в этом собственными глазами.

Не сказать чтобы она чувствовала себя превосходно.

Но ей определенно стало лучше.

Катрина Братт сидела за письменным столом и смотрела по сторонам.

Она давно уже закончила все дела, однако не торопилась уходить. За Гертом присматривали родители Бьёрна, которые остановились в их квартире, и, разумеется, любая хорошая мать на ее месте наверняка как можно скорее отправилась бы домой. Но Катрина хотела еще немного подождать. Еще немного подышать. Продлить эту паузу, прежде чем вновь погрузиться в атмосферу удушающего горя, вернуться к вопросам без ответов и мучительным подозрениям.

С горем было легче бороться в одиночестве, когда она чувствовала, что за ней не наблюдают, и ей не приходилось следить за собой, чтобы не рассмеяться от какого-то пустяка – от того, что сделал Герт, от того, что она радовалась приходу весны. Нет, родители Бьёрна вовсе не осуждали невестку, они были умными людьми и все понимали. Да, они были просто чудесными людьми. В отличие от нее самой. Катрина испытывала горе, но она умела отгонять его, когда рядом не было других, постоянно напоминавших ей о том, что Бьёрн умер. Что Харри умер.

То невысказанное подозрение, которое окружающие испытывали, но не показывали: она каким-то образом стала причиной самоубийства Бьёрна. Однако Катрина знала, что это не так. С другой стороны, должна ли она была понять, что с Бьёрном что-то не так, когда муж полностью сломался после гибели Харри? Хотя, конечно, было что-то еще, Бьёрн страдал от чего-то большего, от глубокой депрессии, которую скрывал, держал в тайне, и смерть Харри стала последней каплей: вода не просто перелилась через край, а прорвала дамбу. Что, в сущности, человеку известно о том, с кем он делит постель, кров и стол? Меньше, чем о самом себе. Это неприятная мысль, но мы создаем в своем мозгу образы окружающих нас людей, и это всего лишь образы, думала Катрина.

Она подняла тревогу, когда Бьёрн привез Герта, но не захотел поговорить с ней.

Катрина вернулась после той ужасной пресс-конференции с Уле Винтером в пустую квартиру и недоумевала, куда это на ночь глядя подевались Бьёрн с Гертом, ведь муж даже не оставил ей никакой записки. И вдруг раздался звонок в дверь. Она сняла трубку домофона, услышала плач Герта, подумала, что Бьёрн забыл дома ключи, и просто нажала на кнопку. Но она не услышала звука открывающейся двери, только плач ребенка, как будто его подносили к микрофону. Она несколько раз позвала Бьёрна по имени и, не дождавшись ответа, спустилась по лестнице.

Детское сиденье «Макси-Коси» с Гертом стояло на тротуаре прямо перед дверью.

Катрина осмотрела улицу Нурдала Брюна, повернулась направо и налево, но Бьёрна нигде не увидела. В темных подворотнях на другой стороне улицы она тоже никого не разглядела, хотя это, конечно, и не означало, что там, во мраке, никого не было. И у нее появилась шальная мысль: в дверь звонил не Бьёрн.

Она поднялась с Гертом в квартиру и набрала номер мужа, но ей ответили, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Уже тогда она поняла: что-то не так, и позвонила родителям Бьёрна. И уже одно то, что Катрина инстинктивно связалась с ними, а не с кем-нибудь из живущих в городе коллег или друзей Бьёрна, означало, что она испугалась.