Может просто, не мудрствуя, пустить одну "шестьдесят пятую"? По "нарвику", и с такой дистанции не промахнемся. Но во-первых, не факт что остальные немцы испугаются, хотя возможно и такое, как они до ужаса боялись "морского змея", ну а сверхмощные торпеды, одним попаданием убивающие тяжелый крейсер, это наша визитная карточка — ну а если рванут вперед в ярости берсерков, как их там СС и гестапо накачало, в случае трусости всех вас в концлагерь вместе с семьями. Нам-то что, а вот "новикам" достанется. И во-вторых, жаба душит, тратить на всего лишь эсминец невосполнимый боеприпас двадцать первого века.

Ну а если эта, подводная зараза, наш отход не заметит? Они же нас не слышали, когда мы подкрадывались — и едва не получили, напугались здорово, арийские юберменьши тоже жить хотят. Вот сейчас они очень осторожно отползают уже на четырех узлах, прежним курсом 140. Ну а мы так же осторожно ложимся в циркуляцию вправо, восемь узлов, глубина 200, выходим на курс 230, на перехват. Немцы идут нам на пересечение, сейчас они по пеленгу 190, дистанция… А ведь уже стемнело — как мы у Порсангера на их субмарины охотились, правда, там еще британец под раздачу попал! Осторожно выходим под перископ, поднимаем антенну РЛС. Радары в этом времени максимум дециметровые, сантиметровую длину волны как у нас никакие приборы не засекают. А вот мы можем определить так элементы движения цели гораздо точнее, чем акустикой — конечно же, ночью, когда антенна, гораздо более заметная, чем перископ, не видна.

Шестьдесят кабельтовых! Доворачиваем влево, курс 210. А они идут почти точно на норд, 24 узла. "Новики" же от нас, пеленг 30, дистанция 55. Субмарину не слышу, но если она не меняла курс и скорость, то должна быть где-то здесь, пеленг 60–70, дистанция 40–45. Вот только к нам она не подкрадется — мы бы точно услышали, наша акустика обнаруживает ее в самом малошумном режиме где то на тридцати, устойчиво берет на сопровождение за двадцать пять. А если считать, что мы в молчании охотились за ней несколько часов — решится ли фриц на активные действия, никак не уверенный, что мы отошли? Хотя если там акустики клювом не щелкают, то все поймут, когда мы нашумим, дадим большой ход, или выпустим торпеды, но не раньше!

БИУС принимает данные. "Новики", как было оговорено, спускаются к югу, и субмарине не дают высунуться, пока немцы не знают, что сейчас мы целеуказания для глубинок не дадим, и сами находятся у нас "за спиной". А ведь скоро их могут засечь немецкие радары! Вот только теперь "церштерерам" придется пройти мимо нас, чтобы добраться до "Куйбышева" и "Урицкого". Тридцать кабельтовых, уже можно стрелять. Немцы идут строем клина, номер три головной, один и два ближе к нам, номер четыре дальше. Залп четырьмя, наведение на кильватер, по целям 1 и 2!

Немцы задергались, когда торпеды прошли половину дистанции. Номер 3 начал поворот влево, правильно, приводя противника за корму. И увеличили скорость — поздно, уже не уклонятся! Время вышло… взрыв, еще, еще. Три из четырех, акустик докладывает, шум винтов цели 1 прекратился. Этот фриц что, на свой кильватер не только "свои" торпеды поймал, но и одну "чужую"? А куда еще одна делась? Немцы снова поворачивают, теперь идут почти на нас, слышна работа гидролокаторов. Решили, что атакованы нашей подлодкой, теперь пытаются сквитать счет. Бурый, готовь ЭТ-8 °CН! Стреляем с двадцати кабельтовых, пеленг 260, скорость цели 31. И быстро ныряем на глубину двести, поворот влево, к югу, затем к западу — а что там делает наш недоутопший? Может рискнул вылезти? После второго поворота слышим два взрыва торпед.

— Шум винтов цели 2 прекратился.