При этом Бородин ничуть не заботясь о самочувствии раненого, сдернул с него плащ. Потом лишил его всего колюще-режуще-стреляющего. И наконец, связал руки. Только после этого, он вскрыл индпакет и наложил повязку. Откровенная халтура. Но главное, чтобы не истек кровью раньше времени. Остальное ерунда. Игорю этот тип нужен только для допроса, а милиции…

Ну, может определят на какие каторжные работы в шахтах Рудного. Вроде бы тем бандитам, кто не сильно замазан на крови, есть такой вариант. Правда, пожизненный. Тут уж и не поймешь, что лучше, в петлю или вот так, медленно гнить под землей.

– Ну что родной, рассказывай. Где ваше логово? Сколько там осталось твоих подельников, пленников? Вооружение, посты, все вываливай. Глядишь на суде зачтется и проскочишь мимо виселицы.

– Нас всего десять. Там сейчас семеро остались. Баб пленных, две землянки. Сэмэн решил их попридержать, чтобы еще повеселиться, а потом и грохнуть.

– С чего бы такая расточительность? – Искренне удивился Бородин.

– Так, когда Леха и Колек их пользовали, дверь запереть забыли. Ну они и вырвались во двор, а там несколько наших без масок.

– Так вы им свои лица не показываете?

– Не-э, – затряс головой раненый, – Опознать же могут. А нам, что все время на Диких землях сидеть, что ли.

Ну точно. Самому же догадаться не вариант. Ладно. Идем дальше.

– А что же СБ? Неужели не пытают, кто такие и откуда?

– Да кому мы интересны? Говорим, что хутор у нас в пустоши, и никому до нас дела нет. Место не проходное, горцы стороной объезжают, а потому и патрули к нам не заезжают.

Ох как разговорился милок. Не иначе как старается на снисхождение. Оно ведь хотя и в шахтах заживо гнить, но это жизнь. А человек пока живет, надеется.

– И где ваше логово?

– Тут километрах в шести, на берегу Лебединого озера.

– Так что, действительно в пустоши?

– Да. Но только не в самой, а на островке. Там речка впадает в озеро и разлив есть, а на нем островок с подъездной дорожкой. Сэмэн говорит, что в старину наверное была лодочная станция и горожане катались, потому как форма у разлива правильная, прямоугольная.

– Вплавь попасть на остров можно?

– Нет. Там веревки с крюками в три ряда и острое железо понатыкано. Вспорешь все на свете, а там и рыбы схарчат. Только по подъездной дорожке.

– Что с охраной?

– Двое всегда дежурят в надвратной башне с гатлингом. Остальные отдыхают.

– Еще пулеметы есть?

– Нет.

– Винчестеры, берданки?

– Три винчестера, остальные берданки переделки и револьверы.

– Гранаты?

– Есть пушечка бронзовая, аборигенская. С полгода назад нашли и приладили лафет. Камнями ворота или частокол на раз вышибаем. Но когда без дела, она стоит на заднем дворе и все.

– Ворота заперты?

– Открытые. Вот вернемся и закроем.

– Понятно. Закрыть, залипает.

– Так там двое и пулемет. Если ночью то оно понятно, а днем-то чего. По молу метров сто, ширина метра четыре и ни единого кустика.

– Женщин где держите?

– Если не пользуют, то в сарае.

– А пользуют где?

– Дверь рядом. Борделем называем.

– Шаман, – послышался голос Васютина.

– Что случилось?

– Тут одна из баб землянка.

– Я требую, чтобы меня немедленно освободили! Слышите! Немедленно! Вызовите ваше командование! Я этого так не оставлю!

Игорю даже интересно стало. Он вздернул на ноги пленника, и толкая его перед собой, направился к повозке, из которой то и дело порывалась выскочить весьма представительная особа. В смысле, эффектная такая крашеная блондинка, бальзаковского возраста. При более близком осмотре оказалось, что жизнь ее все же потрепала. Одежда истерзана. Вся левая сторона лица, один сплошной синяк.

– Сколько она у вас? – Дернув скривившегося от боли бандита, поинтересовался Игорь.

– Три дня.

– Вы ей что-нибудь объясняли?