Петербургский рубеж - Александр Михайловский, Александр Харников (2014)

А вовне, во всем мире, у нас нет и по определению не может быть надежных союзников. Скорее, наоборот, все наши соседи будут стараться нанести нам максимальный ущерб и всячески затормозить развитие России. Мы все знаем, что Ники ведет страну в пропасть. Но мы точно не знаем, какой путь не грозит нам великими потрясениями. Да, у людей из будущего, которых послал нам Господь, есть кое-какие готовые рецепты. Но вы не забывайте, что применялись они тогда, когда империя уже пала, и господину Сталину нужно было начинать всё заново.

Сандро, Мишкин, думайте! Но помните — что бы вы ни решили, возможно лишь одно: или Россия подомнет мир под себя, или мир раздавит Россию. Полвека назад была Крымская война. Мы все помним, как Европа объединилась, чтобы поставить предел русскому влиянию. Потом то же самое повторилось на Берлинском конгрессе после победоносной для нас войны за освобождение славян.

Господин Тамбовцев прав — скорее всего, нас вынудят воевать против всей Европы. И твоя, Мишкин, женитьба на японке есть своего рода страховка от того, что Япония снова не начнет войну с Россией, когда та будет сражаться на западе. Но наследник престола Алексей, как и в тот раз, скорее всего, родится больным. Как я понимаю, то, что цесаревич мог в любой момент умереть от мельчайшей царапины, очень сильно расшатывало власть. Я и не представляла, что среди моих родственников столько желающих сесть на трон брата. Распутин этот опять же, будь он неладен. Необходимо, чтобы Ники наследовали твои с японкой дети. Но как это сделать, я ума не приложу. Аликс ведь просто взбесится. Она так мечтала родить моему брату наследника-цесаревича, а тут такое…

Михаил задумчиво покачал головой.

— Забудем, сестренка. Наше дело царское — жениться не на том, кого любишь, а на том, на ком выгодно для страны. Насчет наследования — надо будет отправить в Государственный совет мам а. А уж там наша Палата лордов решит вопрос в нужную сторону. Мам а, когда захочет, может быть чертовски убедительна.

Я кивнул:

— Только делать это надо почти сразу же, как подтвердится болезнь ребенка. Но не это главное. Главное заключается в том, какой мы хотим видеть Россию. Да, как сказала госпожа Антонова, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. А ведь есть разные пути достижения государственного богатства и здоровья. Вчетвером мы сможем во многом убедить Ники. Но для этого мы должны хотя бы знать — в чем его убеждать. К примеру, какое крестьянство нам нужно: фермеры-хуторяне по Столыпину или общинники-артельщики по Сталину? Как человек своего класса, я выбрал бы первый вариант, а как государственный муж — второй.

— Почему же? — спросил Михаил. — Ведь и сейчас крупные хозяйства, которых у нас едва одна десятая, производят половину всего хлеба в России. Пусть их будет больше.

— Э-э, нет, — ответил ему я. — Если основная масса крестьянства нищая, то оно не покупает ничего из промышленных товаров, а это значит, что в России не выгодно строить новые заводы и фабрики. А нам в будущем нужна промышленность. Причем промышленность должна быть такой мощи, чтобы многократно превзойти все наши самые смелые мечты. И еще: нищий мужик — это не опора трона и порядка, а сухая солома для пожаров мятежей и революций. А нам нужно спокойствие в народе. Но как сохранить спокойствие, когда потребуется миллионами переселять мужиков на новые места? Откуда взять для этого деньги, и как всё организовать, чтобы наши чиновники-казнокрады всё не растащили. Не знаю…

Отец Иоанн, до того слушавший нас молча, перекрестил сначала меня, потом Михаила и Ольгу.