Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон (2015)

Словом, у него был нюх на деньги, и те так и липли к нему. Но 1980‑е годы стали десятилетием денежных мешков и спекулянтов недвижимостью, а Веннерстрём ничем не выделялся среди остальных. Скорее напротив, он оставался в тени солидных воротил. Ему не хватало шарма Стенбека[21], и он не кокетничал с журналистами, как Барневик[22]. Он отверг сделки с недвижимостью и сосредоточился на солидных инвестициях в странах бывшего Восточного блока. Когда в 1990‑е годы эпоха беспечности закончилась и директора один за другим были вынуждены раскрывать свои «золотые парашюты», предприятия Веннерстрёма справились с ситуацией – как ни странно – очень легко и артистично. Все обошлось без скандалов. «История успеха по-шведски» – писала «Файнэншл таймс».

– Шел девяносто второй год, – рассказывал Роберт. – Вдруг ни с того ни с сего Веннерстрём обратился в ППП и попросил выделить ему деньги. Он представил план, наверняка заручившись поддержкой местных бизнесменов в Польше. Вроде бы он намеревался учредить предприятия по производству тары для пищевой промышленности.

– То есть консервных банок.

– Что-то в этом духе. Понятия не имею, кто ему покровительствовал в ППП, но Веннерстрёму запросто выделили шестьдесят миллионов крон.

– Что ж, это уже сюжет. Что-то мне подсказывает, что больше этих денег никто не видел.

– А вот и ошибаешься, – сказал Роберт Линдберг.

Загадочно улыбнувшись, он хватанул несколько глотков водки.

– После этой классической финансовой схемы Веннерстрём действительно основал в Польше, в Лодзи, фабрику по производству тары и назвал ее «Минос». На протяжении девяносто третьего года ППП получала оптимистические отчеты, потом наступила тишина. А в девяносто четвертом «Минос» вдруг взял да и лопнул.

Роберт Линдберг громко долбанул по столу пустой стопкой, словно желая продемонстрировать, как именно лопнуло предприятие.

– Проблема ППП заключалась в том, что какая-либо система отчетности по проектам не была налажена. Ты помнишь те времена… Падение Берлинской стены вызвало прилив неслыханного оптимизма. Все надеялись на повсеместную и окончательную победу демократии, угроза ядерной войны осталась в прошлом, а большевикам предстояло за одну ночь превратиться в матерых капиталистов. Правительство хотело внедрить демократию на востоке. Все капиталисты кинулись строить новую Европу.

– А я и не подозревал, что капиталисты так склонны к филантропии.

– Уж поверь мне, любой из них грезил благотворительностью. Россия и страны Восточного блока являются, пожалуй, крупнейшим в мире развивающимся рынком после Китая. Бизнес помогал власти и делал это очень охотно, тем более что компании отвечали лишь за малый процент расходов. ППП растранжирил в общей сложности порядка тридцати миллиардов казенных крон. Деньги должны были вернуться в качестве будущих прибылей. Формально создание ППП инициировало правительство, но, конечно, влияние промышленников было очень велико, и на практике руководство программы было наделено неограниченными полномочиями.

– Понимаю. Но в чем, собственно, фишка?

– Не торопись. В самом начале никаких проблем с финансированием проектов не возникало. На финансовом рынке Швеции царила стабильность. Правительству нравилось то, что благодаря ППП можно было говорить о весомом вкладе Швеции в демократические процессы в странах Восточного блока.

– Значит, все это происходило тогда, когда у власти находилось правительство консерваторов?