Дэн Киллиян продолжал говорить, но Ричардс не разбирал слов: мешал шумовой фон, неизвестно откуда взявшийся в голове. Словно он стоял на дне глубокой-глубокой шахты и кто-то кричал ему сверху. Мозг затянуло полуночной тьмой, и тьма эта стала экраном, на котором один за другим возникали слайды. Шейла в коридоре школы с блокнотом под мышкой. Тогда как раз вернулась мода на микроюбки. Они с Шейлой на дальнем конце причала, спиной к фотоаппарату, любующиеся океаном. Обнявшиеся. Молодой человек в плохо пошитом костюме и молодая женщина в лучшем платье матери (по этому поводу его специально достали из шкафа), стоящие перед судьей с большой бородавкой на носу. Как они смеялись над этой бородавкой в первую брачную ночь. Черно-белая фотография потного, с голой грудью, молодого мужчины в свинцовом фартуке, орудующего рычагами какого-то механизма в подземной камере, ярко освещенной электрическими лампами. Цветное фото женщины с большим животом, стоящей у окна и выглядывающей наружу, ожидающей возвращения мужа. И последний слайд: все тот же мужчина, вскинувший над головой младенца, улыбающийся во весь рот. Череда слайдов повторялась снова и снова, со всевозрастающей скоростью, еще не вызывая печали и горечи утраты. Если он что и испытывал, так только оцепенение.

Киллиян заверял его, что Корпорация Игр не имеет к их смерти никакого отношения. Ричардс склонялся к тому, что ему можно верить. Киллиян не мог не понимать, что, согласившись на новую работу, Ричардс первым делом наведается в Ко-Оп-Сити, где ему хватит одного часа, чтобы узнать правду.

Грабители. Трое (или все было подстроено? — спрашивал себя Ричардс. При последнем разговоре голос Шейлы звучал как-то обреченно, словно она знала что-то такое, о чем не могла ему сказать). Скорее всего они действовали по наводке. Может, кто-то из них замахнулся на Кэти, и Шейла попыталась защитить дочь. Обе умерли от колотых ран.

Последние слова вырвали его из транса.

— Я сыт по горло вашим дерьмом! — взревел он. Амелия даже отпрянула, словно ей влепили затрещину. — Что произошло? Рассказывайте, что произошло!

— Больше мне сказать нечего. На теле вашей жены насчитали более шестидесяти ножевых ран.

— Кэти, — выдохнул Ричардс с такой тоской в голосе, что Киллиян уставился в стол.

— Бен, вам нужно время, чтобы обо всем этом подумать?

— Да, да.

— Это ужасная трагедия, дружище. Я клянусь памятью моей матери, что мы тут абсолютно ни при чем. Скорее мы изолировали бы их, оговорив с вами условия свиданий. Человек не может работать на тех, кто уничтожил его семью. Мы это знаем.

— Мне надо подумать.

— Как Главный Охотник вы сможете найти этих мерзавцев и разобраться с ними. Как и со многими другими, ничем от них не отличающимися.

— Мне надо подумать. До свидания.

— Я…

Ричардс протянул руку, и экран фри-ви погас. Он откинулся на спинку. Зажал руки между колен. За бортом мерно гудели двигатели.

Вот так-то, думал он. Теперь все выплыло наружу. Все.

…Минус 012, отсчет идет…

Минул час.

Пришла пора, нам морж сказал,

Поговорить о многом:

Об отплывающих судах,

И о капусте на полях,

И есть ли крылья у свиней,

И почему…

Видения проносились перед его мысленным взором. Стейси. Бредли. Детское лицо Элтона Парракиса. Кошмар погони. Загоревшиеся от последней спички газеты в подвале ИМКА. Ревущие двигатели патрульных машин. Изрыгающий огонь автомат. Неприятный голос Лафлина. Двое улыбающихся детей, маленьких агентов гестапо.

Так почему нет?

Никаких уз и, естественно, никаких моральных норм. Что есть мораль для абсолютно свободного человека? Мудрый Киллиян все это понял и наглядно доказал Ричардсу, как тот одинок. Бредли и его отчаянная борьба с загрязнением воздуха. Какой пустяк, мелочевка. Носовые фильтры. Тогда ему казалось, что они очень важны. Теперь — нет.