Мотор взревел, поднимая на дыбы табун лошадей. Вскоре два ряда сигнальных огней по сторонам дороги превратились в сплошные светящиеся линии. Это действительно было похоже на взлет. В крови обоих приятелей бушевал адреналин.

И вдруг — удар невероятной силы…

Глава 2

«Бывают папуасы-папуасы, а бывают непапуасы… Бывают папуасы-папы и папуасы-непапы…»

Мелоди, не умолкая ни на миг, монотонно напевала свою любимую считалочку. Когда она пела, звуки весело танцевали у нее в голове, прогоняя скверные мысли. В желудке ныло уже не так мучительно. Если она больше не будет кричать, Чудище выполнит свое обещание и вернет ее обратно к папе, маме и всегда веселой собачке Трещотке. Она крепче прижала куклу к своему маленькому сердечку, не переставая напевать.

Не думать об этом рычании… Его нет… Мне холодно… Мне хочется есть…

Царапающая боль в горле не стихала. Казалось, там застряло что-то острое, и это ощущение заставляло девочку кашлять, а иногда вызывало желание разодрать ногтями нёбо, чтобы добраться до мешающего дышать препятствия. Она пила воду, полоскала горло, отплевывалась — но ничего не помогало, горло начинало саднить еще сильней, как будто она выкашливала пламя.

С того момента, как они оказались в этом сыром подвале, Чудище кипело от гнева. В его громком топоте по земляному полу Мелоди слышался отзвук внутренней злобы. Порой Зверюга кругами ходил вокруг нее, и она ощущала на лице волны его теплого смрадного дыхания. Но она не противилась. Она покорно сидела не двигаясь. Почему же папа не приходит за ней? Почему Чудище не выполняет свое обещание?

Потому что чудища злые. Чудища никогда не говорят правду.

Окоченевшая от холода, девочка пыталась догадаться о сути происходящего, уловить хоть что-то в напряженной, угнетающей атмосфере, похожей на предгрозовую. Она, как почти всякий ребенок, обладала повышенной по сравнению со взрослыми восприимчивостью — неким шестым чувством, которое позволяло ей видеть внутреннюю сущность окружающих ее созданий, ощущать теплоту их доброжелательности или, напротив, их обжигающую ярость. И то, что она видела в душе Чудища, ее ужасало. Сдерживая рыдания, она попыталась незаметно смахнуть катящуюся по щеке слезу, одновременно подгибая ноги, чтобы прижать колени к груди. Слишком поздно. Пощечина была такой сильной, что свалила ее на пол.

— Прекрати хныкать! И не тискай свою куклу! Не смей ее тискать, слышишь!

Резкая боль, вкус крови на губах, судорожная попытка вдохнуть воздух…

Считалка, которая прежде ее успокаивала, больше не помогала.

Мелоди закрыла глаза, пытаясь отыскать в глубине собственной души теплоту, веселый смех, услышать дружелюбное ржание Пастилки, карликового пони… Но все было бесполезно. Непроглядная ночь окутала ее душу и грозила поглотить девочку целиком. Навсегда.

Когда она наконец укроется в надежных объятиях отца, то, конечно, все ему расскажет.

Что Чудище делало ей больно, а она даже не могла кричать, потому что рот у нее был заклеен лейкопластырем. Что потом оно заставляло ее сидеть неподвижно и улыбаться, несмотря на тошнотворный запах кожи, пропитавший все вокруг, и расчесывало ей волосы с такой силой, что ей казалось: еще немного, и оно сдерет с нее скальп…

Да, она расскажет обо всем, не забыв ни малейшей детали. Об этих запахах, от которых ее тошнило, о нечеловеческих воплях, о непонятных тварях на полу, склизких и похрустывающих… Их там были сотни. Тысячи!

Она вновь ощутила смрадное дыхание хищника, волной нахлынувшее на ее голову, словно жаркий ветер саванны. Совсем близко! Однако его шагов — его копыт, невольно подумала Мелоди — больше не было слышно. Это означало, что он замер где-то рядом с ней, пристально разглядывая ее. Как же он выглядит?.. Она представляла себе острые клыки, жесткую шерсть на морде, огромные глаза…