Безумие, как и зло, полностью захватывает разум тех, кто рискнул отдать себя ему во власть, и искажает реальность до такой степени, что она превращается в параноидальный бред. Ты начинаешь воображать себе людей, тайком наблюдающих за тобой из окон и наверняка подозревающих, что в твоем багажнике спрятан труп… Ты думаешь, что водители попадающихся навстречу машин наверняка запомнят твой номер. Каждый метр каждого километра становится для тебя очередным шагом крестного пути. Повсюду тебе мерещится полицейский — за каждым поворотом, в чаще леса или в открытом поле, — хотя вокруг нет ничего, кроме холода, темноты и безмолвия.

По обе стороны дороги под густым пологом листвы тянулись длинные языки болот Клермаре, заросших кувшинками. Городки, пересеченные артериями узких протоков с мутной стоячей водой, делали окрестности похожими на штат Луизиана в европейском варианте. Обычно при виде этих болот Виго вспоминал, как в детстве охотился здесь на лягушек. Но в эту ночь одному из болот предстояло стать безымянной могилой.

Асфальтированная дорога довольно скоро сменилась проселочной. Появилось ощущение, что «пежо» оказался в зловещей глубинке из какого-то фильма ужасов. Глядя на деревья, напоминающие обтянутые корой скелеты, Сильвен вспомнил «Техасскую резню бензопилой».

Наконец, когда редкие огни окончательно остались позади, оба безработных программиста вышли из машины, захлопнули дверцы и направились к багажнику.

— Земля насквозь промерзла, никаких следов не останется, — прошептал Виго. — И луны нет… Отлично, все в нашу пользу. Оттащим его на пару сотен метров и бросим в болото. Возьми пустую канистру.

— Не видно ни хрена… И вообще стремно! Ты уверен, что…

— Самое страшное уже позади. Давай, пошли!

Фонарик осветил заросли ольхи и болотной осоки. Сильвен потянул труп за лодыжки, Виго — за запястья. Левая нога болталась в мертвом сочленении, словно радуясь, что наконец-то вырвалась на свободу.

«Как Барбапапа,[1] — подумал Сильвен. — Просто представь себе, что несешь Барбапапу…»

— Мускулы уже совсем застыли… — наконец произнес он с единственной целью нарушить гнетущее молчание.

— Трупное окоченение началось. Скоро он будет податливый как кукла и жесткий как деревяшка…

— Я… никак не могу избавиться от его взгляда. Такое ощущение, что он постоянно смотрит мне прямо в глаза — даже когда я отворачиваюсь. И в его глазах — Смерть… Теперь я знаю, на что она похожа… Боюсь, с этой ночи я уже никогда не засну спокойно…

— Не забывай, что речь идет о несчастном случае. О стечении обстоятельств, которые… Ну сам подумай — как можно было действовать иначе? Вот представь себе — коп звонит твоей жене и сообщает, что ты сбил человека! Что ты уже не вернешься домой!

— О нет…

Перед ними распахнулась смрадная пасть очередного болота.

— Я могу с этим справиться и один, — сжалился Виго. — Ты не обязан…

— Нет, я останусь… Я хочу убедиться, что наша тайна уйдет вместе с ним.

В этом месте не чувствовалось ни одного живого веяния — не было ни растений, ни животных. Только удушливое ощущение мертвечины…

— Надо проверить его бумажник… найти какое-то удостоверение личности. Он заслуживает хотя бы этого…

Виго сунул руку под куртку покойного.

— Чего ради? Нет имени — нет человека. Так легче будет справиться с этой ношей. Чужое лицо стирается из памяти гораздо быстрее, чем имя. Я возьму его документы и сожгу их, когда вернусь домой. Наполни водой канистру… И сорви камыш… Большинство людей, погибших насильственной смертью и брошенных в воду, всплывают: женщины лицом вниз, мужчины — вверх, из-за так называемого первичного горлового спазма. Надгортанный хрящ — своего рода клапан — закрывается с последним вдохом и не пропускает воду в легкие. Чтобы тело не всплыло, нужно открыть этот проход и залить воду в дыхательные пути.