Дверь открылась, послышались шаги. Молли удивленно поглядела на человека, который подошел к изножью стола и склонился над ней. Он был одет во все зеленое, даже лица почти не было видно, только глаза – голубые, холодно-стальные. Они внимательно рассматривали ее поверх маски.

Молли встревоженно села.

– Ложись, – приказал он.

– Какого черта ты тут вытворяешь?

– Я сказал, ляг.

– Черт, я сваливаю…

Он схватил ее за руку. Только теперь она заметила, что на нем перчатки.

– Послушай, я не причиню тебе вреда, – сказал он; голос его смягчился, стал почти ласковым. – Разве ты не понимаешь? В этом и состоит моя фантазия.

– То есть – играть в доктора?

– Да.

– А я, стало быть, твоя пациентка?

– Да. Это тебя пугает?

Она сидела, раздумывая. Вспоминая все те причуды, которые приходилось терпеть по милости клиентов. И нынешняя, при таком раскладе, казалась относительно безобидной.

– Хорошо, – согласилась она, снова укладываясь.

Выдвинув упоры для ног, он сказал:

– Давай, Молли. Наверняка ты знаешь, куда деть ножки.

– Это так нужно?

– Я же доктор, забыла?

Она вгляделась в закрытое маской лицо, гадая, что скрывает этот прямоугольник ткани. Наверняка, это самый обыкновенный мужчина. Все они такие обыкновенные! И только их фантазии внушали ей отвращение. Пугали ее.

Она неохотно задрала ноги.

Он чем-то щелкнул под столом, и изножье опустилось чуть ниже. Теперь Молли лежала, широко разведя бедра, обнаженные ягодицы почти свешивались с края стола. Она много раз демонстрировала себя мужчинам, однако в этой позе было что-то страшно уязвимое. Да еще эти яркие лампы, которые светят прямо в промежность. И эта полная нагота на смотровом столе. И человек, чей пристальный взгляд с врачебной отчужденностью сосредоточен на самой интимной части ее тела.

Он обернул ленту на «липучке» вокруг ее лодыжки.

– Эй, – возмутилась она. – Не люблю, когда меня связывают.

– А я люблю, – промурлыкал он, закрепляя вторую ленту. – Люблю, когда девочки лежат вот так.

Она дернулась, когда он ввел обтянутые перчаткой пальцы в ее тело. Склонившись к ней и сосредоточенно прищурившись, он продвигал пальцы все глубже. Молли закрыла глаза и попыталась отвлечься, не думать о происходящем, однако эти ощущения трудно было игнорировать. Как будто грызун копался у нее внутри. Человек в маске положил одну руку поверх ее живота, в то время как пальцы другой продолжали двигаться внутри. Почему-то это казалось Молли худшим насилием, чем обычный половой акт, ей хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. «Ну, что, придурок, заводит это тебя? – думала она. – Стоит уже? Когда ж ты начнешь-то наконец?

Он вытащил руку. Молли облегченно обмякла. Открыв глаза, она увидела, что он больше не смотрит на нее. Его взгляд был направлен куда-то за пределы ее поля зрения. Человек кивнул.

Только тут она поняла, что в комнате есть еще кто-то.

Резиновая маска накрыла ее нос и рот. Молли хотела было вывернуться, но ее голова была прижата к столу. Она попыталась высвободить голову, отчаянно царапая края маски. Ее тут же схватили за руки и надежно привязали запястья к столу. Судорожным вдохом она втянула резко пахнущий газ, ощутив, как он обжигает гортань, и тут же зашлась в приступе спазматического кашля. Молли снова попыталась скинуть маску, но та держалась крепко. Непроизвольно она сделала еще вдох. Она переставала чувствовать свои руки и ноги. Свет стал меркнуть; ярко-белое стало серым.

Черным.

Она услышала чей-то голос:

– А теперь бери кровь.

Но эти слова уже ничего для нее не значили. Совсем ничего.

– Ох ты, господи! Что же ты тут наделала!

Голос принадлежал Роми – это все, что она смогла понять. Остальное, похоже, оставалось за пределами ее сознания. Где она? И где была?

Почему так болит голова и пересохло в горле?

– Ну же, Молли-Дуролли, открой глаза.