Но не успеваю я закончить, как Люси снова обнимает меня с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.

– Я люблю тебя, Диана, – говорит она.

Я улыбаюсь.

– Я тоже тебя люблю.

А потом мы стоим посреди комнаты, обнимая друг друга, и плачем.

57

ДИАНА

ПРОШЛОЕ…

Говорят, маленькие мальчики любят своих матерей, и я думаю, в этом есть толика истины. Маленькие девочки тоже, конечно, любят своих матерей, но любовь маленького мальчика к матери абсолютно чистая, ничем не замутненная. Мальчики на самый глубинный, первобытный манер видят в своей матери защитницу, преданного помощника, последователя. Сыновья купаются в материнской любви, а не подвергают ее сомнению или испытанию.

Больше всего в отношениях между матерью и сыном мне нравится их простота. В детстве Олли, когда наступали трудные времена, я испытывала мимолетные угрызения совести из-за того, что не могла ничего ему дать. Помню, как однажды спросила его, что он хочет на день рождения, а он ответил: «Пойти на пляж и сэндвич с «Веджимайтом»[4] на ужин». В сущности, это было единственное, что мы могли себе позволить. На мгновение я подумала, что именно поэтому он так сказал, но потом поняла, что для таких психологических игр он еще слишком мал. Просто он представлял себе идеальный день как поедание сэндвичей на пляже.

Поэтому сегодня, когда Олли звонит спросить, не заехать ли ему, я не ищу скрытых причин, я полагаю, что он хочет только повидать меня. Для Олли на первом месте преданность Люси и детям, но мне нравится думать, что в его сердце еще зарезервировано местечко для мамы. Но когда он появляется у меня на пороге, сразу видно, что он здесь не с обычным визитом. Он выглядит расстроенным и не пытается это скрыть: он в деловом костюме, но выглядит неряшливо, как будто спал в офисе.

– В чем дело, милый? – спрашиваю его я.

Он закрывает глаза и качает головой:

– Мы можем поговорить внутри?

Мы идем в кабинет, и Олли отказывается от кофе или чая, которые я ему предлагаю. Вместо этого он словно бы проваливается в диван. Я сажусь напротив него, и он вдруг падает головой мне на колени. Я накрываю рукой густые темные волосы, которые он унаследовал не от меня и не от Тома, и провожу по ним пальцами, как делала, когда он был маленьким мальчиком. Сейчас он – сорокавосьмилетний мальчик.

– В чем дело? – повторяю я.

– Мой бизнес идет ко дну. Мы не сможем погасить кредит, – говорит он. – И банк требует вернуть задолженность.

Моя рука застывает в его волосах.

– О нет! Олли… Я понятия не имела.

– Честно говоря, я тоже. Я много лет трудился не покладая рук в этой фирме, а прогресса все равно как будто никакого. Я правда не понимаю, куда уходят деньги.

– Наверное, в карман Эймона, – бормочу я. Я никогда не задумывалась об этом раньше, но внезапно это кажется вполне очевидным ответом.

Олли смотрит на меня во все глаза.

– Возможно, я ошибаюсь, – продолжаю я, – но готова поспорить, что нет.

Олли моргает, глядя куда-то вдаль, возможно, обдумывая услышанное. Потом садится прямее.

– Нет. Эймон никогда бы…

– Никогда что? Не пошел бы на все, лишь бы набить карманы?

Олли качает головой:

– Боже, я не знаю. Я даже не разговаривал с ним как следует несколько месяцев.

– А ты пробовал?

– Конечно. Он отвечал, что все в порядке и мы можем поговорить позже.

– Тебе нужно настоять.

Он мрачно смеется.

– Даже если и так, мам, сейчас не о чем говорить. Все кончено. Фирма ничего не стоит.

Он прижимает пальцы к глазам. Я никогда не видела его таким разбитым.

– Нет, если ты заплатишь по кредиту, – говорю я через пару секунд.

Олли хмурится.

– Но… как?..