«Не знаю, как это вышло. Они собирались поджечь хворост подо мной. Я бы сгорела. Сгорела заживо. Но ведь я не была ни в чем виновата. Эта сила… Она появилась сама собой в первый раз. Я не знала, что во мне есть что-то подобное. Но когда люди захотели уничтожить меня, моим единственным желанием было выжить. Не понимаю, что именно я сделала и каким образом. Я попросила о помощи, и сила откликнулась на мой зов».

«Ты говоришь совсем не как дитя».

«Мне уже почти десять лет! – Гордо произнесла девочка, а затем, вновь опустив голову, добавила. – Отец хорошо обучил меня. Что мне теперь делать? Ведь его больше нет».

«Для начала мы должны отдохнуть. Мы оба. Я устал с дороги, а тебе слишком многое пришлось сегодня пережить».

«Ты не ненавидишь меня? Не боишься? Ведь это я убила всех тех людей».

Я улыбнулся. Впервые, почти за целый год разъездов по свету я позволил себе улыбнуться.

«Не вижу причин для ненависти к тебе и, уж тем более, для страха».

«Ты очень странный». – Задумчиво произнесла Эвелина.

«Спи. Как я и сказал, отдых сейчас нужен нам обоим».

Прошло, должно быть, несколько часов. Меня разбудил шум – какой-то шорох и скрип деревянных ступеней. Он был негромким, но за время моих долгих странствий, проведенных в одиночестве, я научился быть чувствительным даже к такого рода звукам.

Открыв глаза, я не заметил почти никаких изменений. Дом по-прежнему заполнял полумрак, а свет от фитиля лампы заставлял тени беспорядочно плясать на неровных деревянных стенах. Где-то в стороне потрескивала печь, большая часть дров в которой теперь превратилась в тлеющие угли. Картина была такой же, какой я и запомнил ее, засыпая. Но Эвелина из нее исчезла.

Я повернул голову и увидел девочку стоящей посреди лестницы, ведущей на чердак. Где-то она нашла старую грязную веревку, не слишком прочную на вид, но вполне способную выдержать вес детского тела. Она сделала петлю, продела в нее голову и уже готовилась шагнуть вниз, в сторону, где бывшие хозяева дома не потрудились смастерить даже подобие перил. Но в этот самый момент наши взгляды встретились. Я молчал. Она медлила. Она боялась смерти, потому что теперь, после того, что свершила сама, ей, как никому другому, было ведомо, что та собой представляла. Вероятно, она ждала, что я начну отговаривать ее. Но я не проронил ни слова. Просто смотрел.

«И это все? – Наконец пролепетала она. – Вы не попытаетесь остановить меня? Не скажете мне, как неправильно я поступаю?» – Она вновь заплакала. Отчаяние пропитывало каждое ее слово.

«Зачем? – Спокойно ответил я. – Это твой выбор. Мне ли решать за тебя, жить тебе или умереть?»

«Я просто не знаю, как мне существовать дальше. Папы больше нет. Все ненавидят меня. Те, кто остался в живых. Ведь я убила стольких людей! Многих из тех, кто все эти годы находился со мной рядом».

«Но разве не они предали тебя? Ведь именно они заклеймили тебя ведьмой и пытались сжечь».

«Да. Но… Я не знаю».

«Разве не они убили твоего отца у тебя на глазах и бросили его тело в грязь?»

Девочка молчала. Ее голова по-прежнему была в петле, но отблески решимости, слабо мерцавшие в ее взгляде, теперь и вовсе почти померкли.

«Если желаешь вздернуть свое тело здесь, в этой захудалой лачуге, останавливать тебя я не стану. Но не будет ли это означать, что твой отец, променявший жизнь на жалкие попытки защитить тебя, умер напрасно? Или мать, подарившая тебе жизнь в обмен на свою, тоже ошиблась в выборе?»

Она посмотрела на меня с новым изумлением.

«Конечно же, я знаю, что ты росла без матери. – Ответил я на ее безмолвный вопрос. – Мне многое ведомо о тебе подобных. Но речь не о них и не о тех, кто породил тебя, ведь сейчас именно ты собираешься отправиться навстречу смерти.

Ты можешь шагнуть вперед. Обещаю, я не буду удерживать тебя. А можешь присоединиться ко мне. Я обучу тебя управлять твоей силой. Я дам смысл твоей жизни. А ты – моей».