Оторвав взгляд от мертвецов, прямо посреди площади я увидел широкий грубо отесанный столб. К нему, так, что ее ноги даже не касались земли, была привязана девочка. Прямо под ней было сложено несколько вязанок хвороста, облитых маслом и готовых вспыхнуть, стоило только поднести к ним огонь. Факел я заметил почти сразу же – он был все еще зажат в руке одного из мужчин, что покоился неподалеку. Видимо, он шел как раз для того, чтобы поджечь хворост, когда смерть внезапно настигла его.

Лошадь мне пришлось оставить за ближайшим поворотом, так как она начала заметно нервничать, наотрез отказываясь идти вперед. И теперь, осторожно переступая через трупы, я подошел ближе.

Девочка оставалась висеть подобно безжизненной тряпичной кукле и даже не подняла взгляд при моем приближении. Ее тело было сплошь усеяно синяками и ссадинами – похоже, ребенка избивали, прежде чем решили примотать к столбу. Или все произошло уже здесь, когда она оказалась связана. Лишь Единому ведомо было, сколько боли выпало на долю этого дитя.

«Ты слышишь меня? – Спросил я, но она не ответила, продолжая смотреть куда-то вниз. Страх, отчаяние и безнадежность сковали ее. Я осторожно взял ее за подбородок, приподнял голову и заглянул в глаза. Они были пусты и безжизненны. – Это сделала ты? Ты убила этих людей?»

В ответ девочка слабо кивнула. Я достал нож, опасаясь испугать ее, но никакой реакции с ее стороны не последовало, словно собственная жизнь была ей безразлична. Перерезав путы, я взял ребенка на руки и, распахнув дверь в ближайший из домов, занес маленькое и почти невесомое тело туда.

Снаружи уже сгущались тучи, и мелкий дождь, постепенно набиравший силу, стучал по сухой земле.

Закрыв ставни, я зажег висевший посреди хижины масляный фонарь. Припасы взял из своих дорожных сумок. Но от пищи девочка отказалась. Зато несколько глотков воды сразу же будто вернули ее к жизни. Через мгновение она расплакалась. И пока тело ее содрогалось от рыданий, я просто сидел рядом, не пытаясь успокоить или остановить ее. Порой горе все же должно излиться наружу потоком слез. Иногда от этого действительно становится легче. По крайней мере, детям.

Прошло немало времени, прежде чем она пришла в себя. Несмотря на жару снаружи, внутри дома было прохладно и довольно сыро, поэтому я решил затопить старую, сплошь измазанную остатками пригоревшей к ее поверхности еды печь. Строение было одноэтажным и венчалось темным чердаком, где, видимо, располагалась пара лишних кроватей, и куда обычно сбрасывали все мешавшиеся под ногами вещи. Так что тепло быстро разошлось по дому приятными волнами.

Взяв из соседней комнаты одеяло, я вернулся и плотно укутал в него девочку. Холода я не чувствовал, но, тем не менее, дрожать она не переставала.

«Как тебя зовут?» – Спросил я, присаживаясь рядом.

«Эвелина». – Едва слышно прошептала она, будто сквозь сон.

«Прости, что вновь спрашиваю тебя об этом, но я должен знать наверняка. Людей на площади убила ты?»

«Да». – Ответила она, и слезы, только что унявшиеся, снова заполнили ее глаза.

«Как? Для того чтобы использовать подобный дар тебе нужна была кровь. Где ты взяла ее?»

«Папа… – Простонала девочка. – Они схватили меня и на время заперли. А потом, когда на площади появился столб и хворост, люди вывели меня наружу и привязали к этому бревну. Отец вышел на шум, а когда увидел, что они хотят со мной сделать, попытался вразумить их».

«Они убили его?»

Не в силах произнести этого, Эвелина только снова кивнула.

«Кто-то ударил его молотом по голове. – Наконец сказала она. – Потом его тело оттащили в сторону и бросили в грязь, крича о том, что он отец нечестивой, и что ему воздалось по заслугам».

«Значит, ты воспользовалась его кровью?»