Деймос держал меня в руках, сжимал так крепко и одновременно трепетно, что щемило сердце. Оно пело и ликовало, заживляя раны. Слабая надежда, что теплилась в самой глубине души, оправдалась. Ведь он вернулся ко мне. Я все еще в неверии проводила кончиками пальцев по поросшей щетиной щеке мужа, касалась широких плеч и обнаженной груди, на которой в полумраке сияли бордовым цветом магические письмена. Такой же свет исходил от закрывающих нас от обломков полупрозрачных крыльев, покрытых сейчас каменной крошкой. Доран лишил Деймоса крыльев, но он нашел способ вновь взлететь в небо.

– Это я, – улыбнулся Деймос, наклонившись, и поцеловал. Так сладко и отчаянно, что закружилась голова.

А эйфория радостной встречи проходила, оседая горечью на кончике языка. Мы в ловушке под обрушающимся дворцом. И даже это не так страшно по сравнению с тем, что Древо погибло. Я больше не ощущала в нем жизни.

Позади что-то вновь с грохотом обвалилось, обдав нас облаком пыли. И раздался болезненный стон Дорана. Деймос оторвался от моих губ, крепче сжав в объятиях, и повернулся, оглядываясь через плечо. В полумраке зала с трудом угадывались очертания разрушенного Древа, погребенного под обломками. И лишь мягкое сияние, исходящее из-под груды камней разгоняло темноту.

– Что это? – настороженно спросил Деймос.

– Это было в Древе, – я завозилась в руках мужа, чтобы он отпустил меня. Потянула его за руку. – Быстрее, пока землетрясение прекратилось.

Деймос, молча, кивнул, крепко сжав мою ладонь, пошел вперед, закрывая нас крыльями от мелких камней, летящих сверху. Мы торопливо взобрались по камням и обломкам потолка. Нога ныла, я спотыкалась, но понимала, что время поджимает. Возможно, это шанс на спасение. Пусть не для нас, но для мира.

Не сговариваясь, мы нагнулись и принялись отшвыривать камни в стороны. Вновь поднималась пыль, затмевая взор. А сияние становилось все ярче, пока мы подбирались к необычному предмету.

– Отойди, – скомандовал Деймос, когда мы добрались до большой плиты. Я послушалась мгновенно, отступила, чтобы не мешать мужу.

Деймос присел, схватившись за край плиты обеими руками. Мышцы вздулись, заиграли под смуглой кожей от натуги, когда он поднял плиту и отшвырнул ее в сторону. Свет ударил в лицо, ослепив на секунду во мраке зала. Снова раздался стон Дорана, а когда я проморгалась, увидела и его самого. Второй обломок плиты, что отбросил Деймос, придавил Дорану ноги, превратив те в кровавое месиво. Взгляд его подернулся пеленой боли, по губам и из рассечений на лице сочилась кровь. Альв скреб руками по полу, но все не мог дотянуться до лежащего буквально в тридцати сантиметрах от него белого семечка, размером с яблоко. Оно и испускало сияние.

Хмыкнув, Деймос подобрал семя. Не глядя, передал его мне, а смотрел на Дорана. Поселилось что-то темное в черных глазах мужа.

– Вот думаю, достаточно ли тебе или маловато, – процедил Деймос.

– Не трогай его, – попросила, взяв мужа за руку. – Пусть и со злым умыслом, но он принес в мир благо, – указала на семя в своих руках. От него исходила пульсирующая энергия, пробегая дрожью в теле и оседая теплом в глубине души.

В этот момент земля содрогнулась под ногами от нового толчка. Снова уши заложило от грохота. Я потеряла равновесие и упала бы на камни, если бы Деймос не удержал меня, вновь прижав к груди и закрывая нас крыльями от летящих сверху обломков. Он крепко обнял меня, припав на колени. А камни все падали сверху, прижимая крылья все ближе к нам. Я чувствовала, как напряжено тело мужа, видела, как он сжимает челюсть от натуги. И понимала, что долго он не выдержит. Скоро нас похоронит под обломками. Но хуже даже не смерть. Пугало, что семя погибнет здесь вместе с нами. Этого никак нельзя допустить.

– Спой ему, – глухо проговорил Деймос.

– Что?

– Спой песню, Лира, – под его щеками заходили желваки, а на лбу выступил рисунок вен от напряжения.