Маска резидента - Андрей Ильин (2001)

Зафиксировал несколько мелких, но очень мелких, даже микроскопических замечаний. Придираюсь? Придираюсь. Не без этого, но должен же я как-то оправдать свое присутствие. Охранник, кажется, почувствовал начальственный пригляд. Опытный, зараза. Ощущает больше, чем видит. Теперь играем в кошки-мышки: он пытается вычислить меня, я — запутать следы. Развлекаемся. Хотя, наверное, мог бы и не скрываться. Не дураки же они, не думают, что Контора оставит их без присмотра. Но не принято. В конце концов, отчего бы лишний раз не потренироваться, коли представилась такая возможность.

Двадцать девятое, тридцатое.

Все то же.

Несколько раз видел ревизируемого коллегу. Ходит беспечный, довольный жизнью, как прогуливающий урок пятиклассник. У него что, каждый час — день рождения?

Первое, второе. Маленькое ЧП. Сегодня я два раза видел одно и то же лицо! Ошибиться я не мог, даже если бы в первом случае это лицо было женщиной, а во втором — мужчиной. Не так учили! Конечно, это может быть случайностью, а может и очень серьезным предупреждением. Один человек дважды за день — реальная заявка на слежку. Третья встреча почти наверняка означает провал. Полдня вел контрслежку. Нет, не похож он на шпика, так, случайный прохожий.

Третье. Четвертое. Пятое. Шестое. Седьмое… Десятое.

Все то же самое: рутина страховки, контрслежки и ежедневных отчетов. Черт возьми, как повезло технарям! Живут точно помидоры в теплице: никаких проблем, никаких беспокойств. Машины пишут сами. Причем они даже не знают, что. Отдыхай, ешь да спи! Время и харч казенные — прямо отпуск, за который в дальнейшем положен еще и… отпуск.

Есть ли у меня на памяти подобные гладкие операции? Пожалуй что нет. Это прямо хрестоматийный образец оперативно-следственной работы, взятый из учебника по специальным дисциплинам. Есть противник, есть сыскари, есть технические вспомогательные средства. А окружения как бы и нет — никто не мешает, никто не лезет в работу. Хоть бы раз для смеха какой-нибудь ротозей ошибся дверью, или к охраннику привязался случайный подвыпивший прохожий, или неожиданно отключили электричество. Нет, все гладенько и спокойненько.

Мне бы радоваться — еще малая чуточка, и по домам. Работа сделана, отчет в ажуре. Наши, как и положено, победили. Ура! Получай оклад, премию и десять дней заслуженного отдыха.

Но почему-то не радостно. Даже тревожно. Говорят, точно такую же тревогу испытывали фронтовики, когда вдруг внезапно замолкали орудия. Им бы вздохнуть облегченно: осколки, пули не свистят, штыком в грудь никто не тычет. Живи — не хочу. А они настораживались, аппетит теряли, сон. Хоть бы уж скорее закончилась эта странная тишина…

Вот и меня терзают какие-то дурные предчувствия. И хочется, чтобы скорее прошли эти последние дни, и боязно, что в самом конце что-то непременно случится. Ну не может не случиться. Не верю я в тишь да гладь. Мне еще в детстве в приключенческих книгах внушили, что после штиля непременно следует буря. Нет, не случилось! Ровным счетом ни-че-го не случилось! Тишина.

С трудом скрывая радость, сворачиваются технари, похоже, их тоже чертовски измотало это провинциальное спокойствие. Не привыкли они вот так: пусть без небольших, но происшествий. Не в учебном же классе, не на стенде три недели вертели они свою аппаратуру. Даже охранник, чуя скорую свободу, расслабился, стал допускать мелкие промашки.

Но я их не фиксирую. Мне не до них.

Я, словно лев в клетке, мечусь противоречивыми мыслями в замкнутом пространстве собственной черепной коробки. Я хочу домой, но не могу освободиться от вязкого присутствия во мне этого чертова подозрения. Я знаю, что операция завершена. Но одновременно сомневаюсь в ее успехе.

За все время наблюдения не накопал ни единого самого малого факта, который можно было бы истолковывать как опасность. И именно поэтому она кажется мне реальной.