Макани перестала метаться. Она оказалась в ловушке, почти в тюрьме, в этом несчастном городке, где она ненавидела всё и всех, особенно себя.

Послышался тихий шелест, и Макани с удивлением обнаружила, что Олли все еще стоит за ее спиной. Его пальцы осторожно высвободили ее из тюля. Занавес снова опустился, и теперь они в тишине смотрели на одноклассников, словно через красный туман.

Глава третья

– Ты знала эту девушку, Хэйли? – спросила бабушка Янг, сидя на диване.

Макани помахала на прощание Дэрби, когда тот отъезжал. Он дважды нажал на гудок. Дом бабушки находился в паре минут ходьбы от школы, но он всегда подвозил ее. Макани жила в самом старом квартале Осборна, а Дэрби – в самом новом. Алекс жила возле Троя, на ферме, где выращивали телят. Днем на репетиции Алекс подвозила девушка, играющая на теноровом саксофоне. Все умели водить, но только у Дэрби был постоянный доступ к машине.

А Олли жил за городом. Макани не знала, где точно. Когда драка закончилась, он ушел в библиотеку, а она вернулась к друзьям. Позже, на уроке испанского, она чувствовала на себе его взгляд – и против воли заволновалась, хотя в действительности ничего не поменялось и не поменяется.

С упавшим сердцем Макани заперла входную дверь, окончательно погружаясь в свой мир.

– Да, я знала Хэйли. Но не очень хорошо.

Она стянула кеды и носки и положила их у нижней ступеньки, чтобы отнести потом в спальню. Ботинки – еще одна вещь, которая ей не нравилась на Среднем Западе. Носить шлепки все время, за исключением летних месяцев, было слишком холодно, а в неизбежных кедах или ботинках ноги всегда казались неподъемными. На то, чтобы избавиться от мозолей и не натирать постоянно пятки, ушли века.

Сланцы, исправила она себя. Не шлепки.

Местные словечки, в отличие от обуви, оставались главной проблемой. Макани до сих пор вздрагивала, когда слышала, как кто-то заказывает газировку, а не содовую.

Бабушка сидела перед телевизором, где по Netflix крутили «Скандал», и рассоединяла боковые кусочки нового пазла. Макани плюхнулась в любимое раскладное кресло, которое принадлежало еще ее дедушке. Подобрав под себя ноги, чтобы согреться, она взяла крышку от пазла. На картинке были изображены грядка с тыквами, улица с деревенскими домами, толпа переодетых в маскарадные костюмы детишек, выпрашивающих сладости. Бабушке Янг нравилось, когда пазл соответствовал времени года.

– Жду, когда начнутся местные новости, – сказала она.

Макани бросила крышку назад, на кофейный столик, и взглянула на телефон.

– У тебя еще полтора часа.

– Хочу послушать, что Крестон скажет по поводу убийства. – Крестон Ховард был красивым чернокожим ведущим новостей в полпятого, и бабушка Янг верила, что каждое его слово – абсолютная правда. – Все это просто ужасно. Надеюсь, они поймают того, кто это сделал.

– Поймают, – сказала Макани.

– Она была такой молодой, такой талантливой. Прямо как ты.

Последнее не было правдой, но Макани знала, что поправлять бабушку не стоит. Она уже могла представить последующий спор: Макани будет отрицать это, бабушка станет обвинять ее в негативном мышлении, Макани объяснит, что она просто трезво смотрит на вещи, бабушка будет настаивать на своем, и тогда Макани взорвется и скажет что-то вроде:

– Ты не моя мать! Моя собственная мать едва считает себя таковой! Не будем об этом говорить, хорошо?

Вместо этого Макани проверила свой телефон. Она больше не надеялась получить СМС или сообщение в почте от Жасмин, своей бывшей лучшей подруги. Она больше не надеялась, что по какой-то чудесной и невероятной причине все станет как раньше. Эти мечты погибли уже давно. Сложно сказать, когда точно это случилось, но, наверное, это началось, когда Макани подписала официальный документ и поменяла фамилию с Канекалау на Янг.