Потом нас накормили каким-то неизвестным мне фруктом, заставили обменяться кольцами, появившимися в абсолютно пустой каменной чаше…. В тех сверкал все тот же королевский камень.

— Теперь ваши души едины. Идите, и скрепите тела. — Старец, постоянно косящийся на меня, широким жестом отправил нас совокупляться.

И то весь сложный ритуал? Зря пугали только.

— Благодарствую, великий служитель. — Каритер выглядел абсолютно невозмутимо.

Я скривилась, но тоже кивнула в знак благодарности.

Шли мы по холодному каменному полу минут пятнадцать, прежде чем мой теперь уже муж привел меня к тяжелым деревянным дверям. Он обернулся и выдохнул.

— Если ты боишься, родная моя, то я могу подождать….

— Ну уж нет. — Я переступила начинающими подмерзать ногами. — Зря мы что ли сюда плыли? Да и я морально готова именно сегодня. — Не оставила я ему выбора. Ну, и погреть ноги уже хотелось.

— Разреши мне войти в двери вслед за тобой. — Я видела, что его немного потряхивает.

Ага, это, видимо, ритуал такой.

— Я разрешаю тебе войти за мной в эту дверь. — Согласно кивнула и открыла уже эту дверь.

Внутри почти на весь размер комнаты находилась гигантская кровать, на которой цыганский табор бы уместился. Осторожно вошла и… тут же забралась на эту самую кровать, ибо не могла уже стоять ногами на холодном полу. Надо будет не забыть после всего кровью простынь запачкать….

Каритер вошел следом и закрыл за собой зверь на засов. Выглядел он… измученным.

— Родная…. — Прохрипел он. — Я могу…?

— Все, что захочешь. — Так как холод больше не мучил мои ноги, я сосредоточилась на горячем мужчине, стоящим передо мной в одном подобии штанов.

Сама же быстро принялась выпутываться из платья. Твою мать, как же оно снимается-то?

— Я помогу. — Треск ткани подсказал, что платье снимается посредством его уничтожения. Повторный треск показал, что и его штаны по-другому было не снять.

Зря я обернулась…. Голым принц Каритер выглядел так, что я в голос застонала. Боже, какой красивый мужчина. И мой.

Он осторожно забрался на кровать и навис надо мной.

— Если будет больно или страшно, я остановлюсь. — Он обжег дыханием мою шею.

Я нетерпеливо поерзала.

— Мне не страшно. — Ответила ему, потянувшись к его волосам, рассыпавшимся по плечам. — И не останавливайся. Очень тебя прошу.

Широкие ладони легли на мою спину, а его губы жадно прильнули к моим…. С этого момента последние остатки разума помахали мне белым платочком и слиняли, оставив меня наедине с шикарным мужчиной. Таким родным. Таким моим. Я старалась отвечать на его любовь, старалась отдавать не меньше, чем брала. Но…. Каритер оказался настолько страстным и ненасытным, что я себя чувствовала растерзанной куклой в его руках. Любимой куклой. Той, в которой сосредоточена вся его жизнь. Он старался замаливать свое нетерпение и жадность поцелуями, поглаживаниями, лаской, но я краем разума только отметила, что дорвался мужик…. После, смывшее меня волной удовольствие не оставило никаких мыслей.

* * *

Люба спала на его плече, обвив его тело своими руками и ногами. Каритер блаженствовал. Это был первый час за последние сто сорок два года, когда ему не было больно. Это был первый час его личного счастья, которое никак не помещалось в его сердцах, распирая грудную клетку. И виновата в этом безграничном счастье была маленькая человеческая женщина, которая разделила с ним его жизнь, которая не побоялась его напора, которая так отчаянно отстаивала свои идеалы, а потом просто сдалась ему безо всяких условий. Идеальная женщина. Его женщина. Его Любовь.

Люба завозилась во сне, сладко выдохнув. Каритер едва успел сдержать свой стон. Ей нужно отдохнуть. Он и так ее вымотал. Да еще и сегодняшний день был очень насыщенным.