Итан обхватил большой ладонью ее затылок, от чего она всегда таяла.

– Если это означает, что ты возвращаешься ко мне, то мне это нравится. – Другая его рука скользнула за спину и начала нежно мять ее ягодицы.

Не на шутку разыгравшийся снаружи ливень заливал стекла оранжереи потоками воды, но Мэдди, как ни странно, было совсем не страшно. Почему-то на этот раз гроза не представлялась ей концом света. Ей казалось, что разбушевавшаяся стихия отражает интенсивность вновь вспыхнувшего между ними чувства. Его черные глаза сулили жаркое и основательное слияние, и она знала, что ее глаза умоляли его именно об этом.

Итан приподнял согнутым пальцем ее подбородок.

– На этот раз, надеюсь, я правильно понял тебя.

– Уверена в этом, Шотландец. – Мэдди подняла на него глаза, вложив во взгляд всю любовь, какую испытывала к нему. – Поэтому ты остаешься той темной лошадкой, на которую я ставлю.

– Ну вот, ты уже смотришь на меня как раньше. Ведь муж может и привыкнуть к таким взглядам.

– Бьюсь об заклад, что придется, – улыбнувшись, ответила она.

Эпилог

Карриклифф, Шотландия

Пасхальное воскресенье 1865 года

Итан Маккаррик был старшим братом и главой процветающей семьи.

Он удобно расположился в тени старого дуба, откуда обозревал раскинувшуюся перед ним обширную поляну. Здесь были все: его мать, братья, а также их жены и дети. Все присоединились к ним с Мэдди по случаю состоявшихся на Пасху крестин.

Мэдди смеялась, сидя на одеяле с двумя старшими из их трех изумительных детей. У всех детей были ярко-синие глаза и черные волосы.

Их первому сыну Литу, появление на свет которого отняло у Итана несколько лет жизни, хотя Мэдди не находила роды такими уж трудными, шел уже седьмой год. Он был умным, как его мать, и крупнее многих двенадцатилетних ребят. Трехлетняя Катриона была маленьким бесенком с тонкими, как у матери, чертами лица, которая уже научилась вызывать жалость к себе. Третьего, младенца, Итан прижимал к себе. Почему-то малыш лучше засыпал именно у него на руках. Они назвали его Ниллом, в честь одного из любимых необузданных двоюродных братьев Итана, который все еще совершал грабительские набеги на континентальную часть Европы с бывшей бандой наемников Корта.

Итан сдержанно отнесся к появлению первого сына в связи с тем, что Мэдди уделяла заботам о младенце слишком много времени, обделяя Итана своим вниманием. Потом сын начал плачем требовать его внимания и, как и мать, проявлял радость, когда Итан входил в комнату.

Никого из детей Итана не отпугивал шрам на его лице, и они ничего не знали о темном прошлом их отца.

Материнство было по душе Мэдди, и она в отличие от Сильвии была любящей и заботливой матерью. Она могла простить Сильвии отсутствие любви и заботы о ней, но только не то, как та поступила с Итаном.

Мэдди как-то призналась в этом Итану, и он понял, что она обрела с ним новую семью, и они готовы до последнего дыхания защищать друг друга и своих детей.

Они сыграли еще одну, грандиозную свадьбу здесь, в Карриклиффе, поскольку Итан хотел показать всем, какая у него очаровательная невеста. На торжествах присутствовали все Уэйленды, включая Куина, который не менее десяти раз напоминал Итану, что предупредил его о необходимости бережного отношения к Мэдди…

Перехватив устремленный на нее взгляд Итана, Мэдди одарила его своей неподражаемой улыбкой. От этой улыбки у него всегда учащалось сердцебиение. Он полагал, что любит ее сильнее, чем может выдержать его бренное тело, но давно смирился с этим. Все ночи напролет крепко сжимал ее в объятиях, и сердцу становилось до боли тесно в груди.

Итан знал, что его братья и мать поражались тому, что он оказался таким любящим мужем и отцом. Братья могли находиться вдали от семей, а Итан не мог.