Боль в его глазах усилилась, и когда она схватилась за ручку двери и открыла дверцу машины, он почти потянулся к ней, как будто хотел схватить ее и затащить обратно внутрь.

Но она смотрела ему прямо в глаза, ярость и горе разрывали ее на части. Если он остановит ее сейчас, она не знала, что будет делать.

Он не остановил ее. Его рука сжалась в кулак в нескольких дюймах от ее руки, и выражение его лица закрылось, как дверь, захлопнувшаяся перед ее лицом, боль в его глазах умирала, не оставляя там ничего, кроме холодных, сверкающих осколков стекла.

- Хорошо, - сказал он мертвым голосом. - Если ты этого хочешь.

Она не ответила. Она даже не взглянула на него, когда выскользнула из машины и захлопнула за собой дверь.

И она не обернулась, чтобы посмотреть ему вслед, когда услышала, как он отъезжает с очередным визгом шин, чтобы он не увидел слезы, стекающие по ее лицу.

Это было совсем не то, чего она хотела. Но так оно и должно было быть.

Он был мужчиной, и все же он отказывался видеть в себе что-либо, кроме оружия.

И он был человеком, которого она любила.

А это означало, что у них не может быть будущего. Никакого.

* * *

Вульф вел машину, хотя понятия не имел, куда едет. Он продолжал беспорядочно сворачивать с улицы на улицу и вести машину, не обращая ни на что внимания, но следя за тем, чтобы никуда не врезаться.

Казалось, что он был единственным, в кого стреляли в упор, и не из пистолета, а из дробовика. И он не был одет в бронежилет, поэтому в его груди была огромная дыра, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить поток крови.

Он истекал кровью, становился слабее, бледнее, боль сводила его с ума.

- Может быть, ты просто слишком глуп, чтобы понять…

Этот выстрел был сделан человеком, от которого он никогда не ожидал, попав в то место, где он уже был уязвим, и, словно последний выстрел, убил его.

В конце концов ему пришлось остановиться на заброшенной стоянке у реки и просто согнуться пополам, потому что боль в груди была настолько сильной, что ощущалась физической.

Она сказала тебе только то, что ты уже знаешь. Почему ты так потрясен?

Он этого не понимал. Потому что это было правдой, не так ли? Все это время он признавал, что он тупой ублюдок, и все, что он делал до этого момента, доказывало это. Неудачные похищения, а затем стрельба, которая ни к чему не привела, потому что этот ублюдок был в бронежилете. И он не увидел этого, потому что был так поглощен яростью, своей собственной агонией.

Его руки вцепились в руль так крепко, что заскрипел.

Он хладнокровно выстрелил в человека, прямо на глазах у его дочери. Не имело значения, что Чезаре был одет в бронежилет, намерение было тем же самым. Вульф был полон решимости застрелить его, несмотря ни на что, и ради чего?

- Какого черта ты думаешь, что получишь от этого? Его одобрение? Его любовь? Он мертв, Вульф. Он мертв…

Она была права. Она была права с самого начала.

Он все еще цеплялся за роль, которую дал ему отец, все еще отчаянно нуждаясь в его одобрении. За его любовь. За все, что могло заполнить зияющую дыру в его душе. Но теперь он уже точно знал, что ничего и никогда не случится.

Ной был мертв, и он не должен был нажимать на курок.

То, что ты должен был сделать, это принять свое наказание в тот момент, когда ты осознал, что Чезаре все еще жив.

Да, черт возьми, он должен был. Он должен был позволить охране де Сантиса застрелить его на месте. Но он только взглянул на испуганное лицо Оливии и понял, что не может позволить ей увидеть, как его застрелят. Она уже думала, что он убил ее отца, и то, что и его убили бы прямо у нее на глазах, было бы уже слишком.